– Ну, вы, конечно, просветите нас, – не без ехидства говорили продавщицы.

И Дед-Буквоед, не замечая подвоха или не желая замечать, с горечью рассказывал, как нынешний издатель продаёт страницы антологий: хочешь, покупай и публикуйся хоть рядом с Пушкиным, даже если ты последний метроман.

Продавщицы удивлялись незнакомому словечку.

– Дедушка, а что это такое – метроман?

– А у вас их тут полно, метроманов. – Буквоед показывал на книжные полки. – Графоман – звучит обидно, да? А метроман – вроде как ничего. А между тем, метромания – это болезнь, патологическая страсть писать стишки. Был у меня когда-то Граф Иван-метроман. Всё метроманил про Златоустку.

3

Время от времени заместитель директора издательского дома делал ревизию книжных лавок, книжных магазинов. Литага, этот энергичный прощелыга, – таким, по крайней мере, он казался, – внимательно отслеживал, как расходятся книги: что пользуется спросом, а что мёртвым грузом лежит. Только в последнее время он как будто не книги отслеживал – держал под наблюдением Деда-Буквоеда.

Литага почти не заметно вошёл в «Книжную лавку» и притаился, делая вид, что рассматривает картиночки в букваре. Но хозяйка «Книжной лавки» Эра Эдуардовна всё-таки увидела Литагу – окошко выходило на крыльцо. Деловая успешная леди, она уважала и даже немного побаивалась строгого Литагу. Выйдя из своего кабинета, Эра Эдуардовна дёрнула бровями и поморщилась, глядя на старика; он уже тут примелькался.

– Девочки! – Эра Эдуардовна демонстративно громко обратилась к продавцам. – Мы работать будем? Или мы будем чесать языки?

Смущённо замолкая, «девочки» стали расходиться по своим местам. А Дед-Буквоед, сердито сопя, достал промокашку и, протирая очки, покосился на директрису, на покупателей, которые уже столпились возле прилавков с канцелярскими товарами. Дед-Буквоед терпеливо стоял, дожидаясь, покуда народ рассосётся, чтобы досказать и доказать свою правду-матку. Однако же народ не только не расходился – прибывал понемногу.

Буквоед ссутулился и нехотя покинул магазин, в самый последний момент вспомнив про свою деревянную палку с металлическим наконечником, оставленную у входа. И сразу после этого из-за книжных витрин появился Литага, изображая из себя весельчака.

– Добрый день, красавицы! – Словно к чему-то принюхиваясь, он приподнял тёмную шляпу и улыбался так широко, что родинка с верхней губы отъезжала чуть ли не за ухо. – Милые! Ну как наши дела? Идут? А что за старичок тут был? Грамотей какой-то, да? Что ему надо? Классику, небось?

– Делать нечего, – стали рассказывать продавщицы, – ходит, горюет по тем временам, когда за опечатку можно было человека в тюрьму законопатить или расстрелять.

– Было такое. – Литага снова будто к чему-то принюхался. – Теперь, слава богу, живём в свободной стране.

Дробно постукивая каблучками и улыбаясь огненной помадой, к ним подошла Эра Эдуардовна, принесла с собою облако дорогих духов. Улыбка, правда, немного похожая на оскал, почти всегда и всюду сияла на лице директрисы. И не потому, что ей хотелось улыбаться, а потому, что улыбка – научили в школе менеджеров – половина успеха, как на работе, так и за пределами. Симпатизируя молодому Литаге, хозяйка, потряхивая силиконовыми грудями, начала показывать и рассказывать, что тут бойко продаётся, а что не очень. И выходило так, что книги Мистимира требовали срочной допечатки – миллионный тираж разлетался, как пыль по ветру.

Обычно Литага проявлял интерес к тому, как расходятся книги знаменитого автора, а тут – к удивлению директрисы – он даже и бровью не повёл. Озадаченно глядя на книжные полки, Литага словно что-то мучительно вспоминал.

– Скажите, Эра… – Он даже забыл её отчество, настолько глубоко задумался. – А что вам ещё говорил старикан этот, с палкой…

– Про Некрасова что-то. – Пожимая плечами, на которых колыхался шелковый шарфик, расписанный китайцами или японцами, директриса крашеными коготками осторожно закогтила новый томик Некрасова. – Я уже не помню, где тут? Что?.. А-а, кажется, вот это…

– Это наша продукция? – уточнил Литага, раскрывая ещё один томик Некрасова. – Да, это новая серия «Классики».

Эра Эдуардовна крашеные губки изогнула.

– Ну, и где тут опечатка? – в недоумении спросила. – Тут всё правильно.

– Конечно, правильно, – согласился Литага. – Скоро не только село закиряется, но и город.

– Делать нечего деду, вот и шляется. – Директриса захлопнула томик Некрасова.

– А я бы нашёл работёнку ему. – Литага посмотрел за окно. – У этого дедули глаз – алмаз. Из него корректор получится хороший.

– Ой, правда! – подхватили продавщицы. – А мы как-то об этом не подумали.

– Красавицы, ваше дело – торговать, а не думать. – Литага шляпу приподнял над головой. – Ну, всё, ненаглядные. Будьте здоровы. Крепко обнимаю и целую. И знаете, что… Вы позвоните мне, когда этот старик появится на горизонте. Хочу его сосватать на корректорство.

Примерно такие же плутоватые речи Литага стал заводить во всех магазинах, куда он был вхож, как представитель издательского дома. И время от времени ему стали позванивать продавцы книжных лавок и магазинов. И поэтому Литага теперь имел возможность отслеживать передвижения Старика-Черновика, загримированного под какого-то Бустрофедона.

4

Целыми днями старик шараборился по Стольному Граду, в основном, по книжным магазинам, в разговорах с покупателями и продавцами постоянно выспрашивал насчёт Короля Мистимира: кто это и где его можно увидеть. А по ночам тесная каморка дворника опять была похожа на лабораторию алхимика средних веков. Используя магическую силу языка богов, Старик-Черновик с удивительной лёгкостью раскрывал любую книгу, как раскрывают шкатулку. Старик вынимал содержимое книг, упрямо пытаясь разгадать: кто же сочиняет все эти «многотонники»; так Абра-Кадабрыч называл многотомники. Он был уверен – рано или поздно этот плодовитый романист непременно вынырнет из чернильного омута. Редкий автор не проговорится даже в самой отстранённой книге – исторической или фантастической; если не в строке, так между строчек автор обязательно обмолвится о себе, любимом, намекнёт на свои пристрастия, привязанности, вкусы, а иногда открыто даст понять, кто он такой и с чем его едят. Однако время шло, а результата не было. А потом лаборатория алхимика взлетела в небеса или провалилась в тартарары.

Случилось это однажды в полночь, когда вдохновенный алхимик опять потрошил боевики с детективами – извлекал содержимое. Человек азартный, он увлёкся этим делом и не очень нежно обошёлся с боевой гранатой, рядом с которой находились три лимонки и две апельсинки. В общем, получился рукотворный гром и далеко не праздничный салют.

Взорвавшаяся «лаборатория» много шуму в ту ночь наделала. Жильцы престижного дома на Гранитной Набережной кипели от возмущения, ругая власть, которая совсем уже «ни преступников не ловит, ни мышей». Куда это годится? Прямо под носом милиции – через дорогу находится – злоумышленники скрывали целый арсенал боеприпасов…