Сегодняшняя иллюзия Сильвии состояла в том, что лужайка приобрела подобный вид из-за дождя.

– Что ж, мы не одиноки, – дерзко выставив подбородок, продолжала она. – Сегодня люди по всему штату вышли на улицу, чтобы заняться уборкой.

– Мама, – сказала Эрика, – у этих людей затопило дома. Здесь у тебя наводнение не от дождя, а от хлама.

– Утром я смотрела телевизор, – не обращая внимания на ее слова, продолжала Сильвия, – и даже вдохновилась! Соседи помогают соседям. У меня были слезы на глазах.

– О, умоляю тебя! – воскликнула Эрика.

Оливер положил руку ей на плечо.

– Есть вещи, которые мы изменить не в силах, – пробормотал он.

Он цитировал ей молитву о спокойствии. Оливер посещал собрания группы «Ал-Анон» для родственников алкоголиков. Эрика не хотела учиться спокойствию.

– Что это, Оливер? – спросила Сильвия. – Кстати, как поживают ваши чудесные родители? На них дождь не повлиял? Давно их не видела. Нам нужно собраться и выпить по стаканчику.

– Мама! – сказала Эрика.

– Надо, – откликнулся Оливер. – Правда, как вам хорошо известно, моим родителям скорее понадобится десять-двадцать стаканчиков.

– О-о, они такие забавные, – ласково произнесла Сильвия.

– Угу, – согласился Оливер. – Такие вот они. О-о, смотрите, подъезжает наш мусоровоз.

– Отлично. Что мне делать? – спросила Сильвия, когда на дорожку въехал грузовик и медленно опустил массивный контейнер.

– Уйти с дороги, – ответила Эрика.

– Да, хотя я должна контролировать, чтобы ты случайно не выбросила что-нибудь важное. Знаешь, что я нашла на днях, роясь в коробке старых бумаг? Забавную маленькую фотографию, на которой ты, я и Клементина!

– Ну это вряд ли.

– В каком смысле «вряд ли»? Погоди, пока не увидишь. Гарантирую, ты будешь смеяться. Теперь представь только, что мы выбросим эту драгоценную память! Наверное, вам с Клементиной там по двенадцать. На ней Клементина такая юная и хорошенькая. Честно говоря, на нашем ужине у нее был изможденный вид, она как будто постарела. Тебе стоит посмотреть на эту фотку, Оливер. Увидишь, как может выглядеть твоя будущая дочь!

Оливер нахмурился:

– Этого не будет.

– Что? Она отступилась от вас? После того, как вы спасли жизнь ее дочери?

– Это мы отступились, – возразила Эрика. – Не она. Мы. Мы передумали.

– Ах, – сказала Сильвия. – Но почему? Это ужасная новость. Я раздавлена! – (Эрика с изумлением убеждалась в том, что ее мать благополучно забыла сказанное ею в четверг вечером и строит из себя жертву.) – Не лишайте меня надежды! Я думала, что стану бабушкой. Я смотрела на этих хорошеньких девчушек в доме у Пэм и думала, как чудесно будет иметь своего внука или внучку. Я думала, что научила бы внучку шить, как научила меня моя бабушка.

– Научила ее шить?! – пролепетала Эрика. – Ты и меня-то никогда не учила шить!

– Наверное, ты не просила.

– Никогда в жизни не видела тебя с иголкой и ниткой.

– Пойду заплачу шоферу за погрузку, – сказал Оливер.

– Пойду в дом и попробую найти ту маленькую фотографию, – поспешно проговорила Сильвия – на всякий случай, если кто-то ждет, что она заплатит.

Эрика воспользовалась возможностью и, натянув резиновые перчатки, подняла сломанную корзину для белья, забитую всяким хламом: кукла без головы, влажное пляжное полотенце, коробка из-под пиццы. Она поднесла корзину к контейнеру и с размаху зашвырнула внутрь. Послышался лязг о металл. Выкидывая барахло, она всегда испытывала какое-то дикое, жутковатое чувство, как будто с воинственным кличем бросалась в битву.

– Иисусе, ну, у вас еще дел по горло, – сказал мусорщик, складывая желтый листок, который вручил ему Оливер, и засовывая его в задний карман брюк.

Скрестив руки на мощной груди, он изучал лужайку с выражением крайнего отвращения.

– Хотите помочь? – спросил Оливер.

– Ха-ха! Не-а, давай сам, приятель. Лучше уж ты!

И, словно надзирая за ними, он остался стоять, качая головой.

– Ну, тогда можете ехать, – с раздражением проговорила Эрика.

Отвернувшись, она подняла старую рождественскую ель и услышала сдержанный смешок Оливера. Подумать только, елка. Пожалуй, она никогда не видела живую ель, но перед ней была старая искусственная ель со сломанными ветвями и единственной печальной ниткой золотой мишуры.

Эрика бросила елку в мусорный контейнер, а Оливер взял в одну руку сломанный вентилятор на подставке, а в другую – пакет с мусором.

Из дому вышла ее мать, торжественно зажав между большим и указательным пальцем маленькую фотографию. Чудо, что она что-то нашла.

– Посмотри на этот снимок! Гарантирую, он тебя рассмешит.

– Гарантирую, что нет, – кисло промолвила Эрика.

Мать наклонилась и сняла с блузки Эрики крошечный кусочек золотой мишуры.

– Рассмешит. Смотри.

Эрика взяла фотографию и расхохоталась. Ее мать закружилась вокруг нее, от радости похлопывая себя по рукам:

– Я же говорила, говорила!

Это была черно-белая зернистая фотография, на которой она, ее мать и Клементина сидели вместе в вагончике американских горок. Снимок был сделан одной из автоматических камер, настроенных на фиксирование реакции пассажиров в самые пугающие моменты аттракциона. У всех трех были разинутые в крике рты. Эрика наклонилась вперед, ухватившись обеими руками за защитную штангу, словно толкая ее, чтобы ехать еще быстрее, и откинув голову назад. Клементина крепко зажмурила глаза, ее конский хвост вертикально взлетел над головой, как шапка папы римского. У Сильвии глаза были широко открыты, а обе руки взметнулись наверх, словно в танце подвыпившей девушки. Безудержная радость с примесью ужаса. Вот что она увидела на этой фотографии. Не важно, что она нечеткая. Невозможно было смотреть на нее без смеха. На Эрике и Клементине была школьная форма.

– Видишь! Ведь здорово, что я сохранила ее! – сказала Сильвия. – Покажи фото Клементине. Посмотрим, помнит ли она тот день! Должна признаться, что я не помню, но ты же видишь, какие мы были счастливые! И не выдумывай, что у тебя было ужасное детство, у тебя было чудесное детство! Все эти американские горки, помнишь? Боже правый, я любила американские горки. Ты тоже.

Ее взгляд на чем-то остановился.

– Оливер, что у тебя там? Дай посмотреть!

Оливер, обеими руками держа разваливающуюся картонную коробку, спешил к мусорному контейнеру. Сильвия побежала за ним с криками:

– Оливер! Ах, Оливер!

Такова была жизнь с Сильвией – нелепая, абсурдная, выводящая из себя, а иногда, время от времени, чудесная. В тот день они пошли в школу. Был конец ноября, в воздухе чувствовалось лето. Эрике исполнялось двенадцать – нет, уж прошла неделя после дня рождения, ее мать позабыла дату, у нее были проблемы с числами, но на этот раз она решила искупить свою вину неожиданным, безумным жестом. Она появилась в школе и забрала обеих девочек с уроков в луна-парк – между прочим, без разрешения родителей Клементины. В наше время это не могло бы произойти, и Эрика и сейчас ужаснулась за школу. Последствия могли быть пугающими.