Начни Эрика накапливать барахло, он справился бы с этим. Он даже мысленно подготовился к этой отдаленной возможности, несмотря на ее одержимость в наведении порядка. Он подготовился к депрессии (обычной при проведении ЭКО), раку груди, опухоли мозга, случайной смерти и даже служебному роману (он доверял ей, но ее сослуживец-менеджер слыл дамским угодником), но только не к этому. Не к мелкому воровству. Они были честными, порядочными людьми. Их финансовые дела были в безупречном порядке. Они с Эрикой приветствовали бы проверку налогов. Введите ее, сказали бы они налоговой службе. Введите ее.

Его очкам не помешали бы стеклоочистители. Продолжая бег, он снял их и пытался протереть краем футболки. Бесполезно.

Она утаскивала вещи Клементины, как диккенсовский карманный воришка. Это было непостижимо. Она сказала, что остановится и вернет вещи, но в мире Оливера люди никогда не останавливались. Его родители в свое время обещали, что перестанут пить. Мать Эрики обещала, что перестанет накапливать барахло. И они тогда верили в это. Он это понимал. Но остановиться они не могли. Это все равно что просить их задержать дыхание. А это длилось лишь до того момента, когда они начинали задыхаться.

Мимо проехала еще одна машина, из окна которой почти наполовину высунулся подросток и прокричал:

– Лузер!

Да, опасно здесь заниматься спортом. Может сбить машина. А какие скверные манеры!

На Ливингстон-стрит он свернул за угол. Снова резкая боль в левом колене.

Как раз в это время Эрика была у Клементины, чтобы сказать ей, что в конечном счете им не нужна ее помощь в качестве донора яйцеклеток. Они обсудили это вместе, решив, что более вежливо будет сообщить об этом при личной встрече. Она потратила свое время, сдавая анализы крови и заполняя бумаги. Им не нравилось попусту занимать чье-то время.

Это было решение Оливера. Эрика случайно услышала недобрые слова Клементины. Эта идея вызывает у той «отвращение». Стерва, подумал он, попадая ногой в лужу и разбрызгивая воду. Нет, Клементина не стерва. Ему нравится Клементина, но сказанные ею слова такие недобрые и ненужные.

Он подумал о личике Эрики (у нее милое личико) и о том, что выражало это лицо, когда она стояла в коридоре, слушая эти ужасные слова. У него сжались кулаки. Он ощутил неожиданное желание ударить Сэма, поскольку Клементину он ударить, конечно, не смог бы.

Момент прошел, как всегда проходят первые порывы. За свою жизнь он ни разу никого не ударил.

Так или иначе, даже если бы Клементина не произнесла этих слов, очевидно, их отношения с Эрикой слишком… странные? сложные? неблагополучные?… для того чтобы это продолжалось и дальше.

– Решительно нет, – сказал он тогда Эрике. – Она не может быть нашим донором. Этого не будет. Все кончено.

Он не понял, что она испытала – облегчение или потрясение.

Он проявил такую твердость, но сейчас, пока он бежал и его одежда намокала все больше (можно было предположить, что существует точка полного впитывания, когда ткань не становится мокрее, но, видимо, нет), он стал сожалеть о своем решении. Может быть, он поторопился.

Он воспринимал это как очередной промах. Каждый раз, отказываясь от надежды, он считал, что поступает правильно. Каждый раз он говорил себе: ждать нечего, но с каждой новой неудачей становилось так больно, что он понимал – надежда все-таки была, заманчиво маяча в подсознании. Легче не становилось. Становилось хуже. Кумулятивный эффект. Промах за промахом. Как растяжение связки в его левом колене.

И что теперь? Анонимный донор? Их так трудно найти, если только за границей. Люди это делают. И они могут. Он готов на что угодно, лишь бы иметь своего биологического ребенка. Только он не знает, хочет ли этого Эрика. У него возникло ужасное подозрение, что, если он скажет: «Давай забудем о ребенке», на ее лице отразится облегчение.

Пульс у него заметно участился. Он слышал собственное тяжелое дыхание. Перенесенный бронхит повлиял на его физическую форму. Он сосредоточился на том, чтобы дышать в такт шагам.

Навстречу ему с противоположного конца улицы ехала синяя машина. Это Эрика возвращается от Клементины.

Он остановился, уперев руки в бока, тяжело дыша и глядя, как она подъезжает. Он еще не видел ее лица, но в точности знал, что она ведет машину, склонившись над рулем, как маленькая старушка, и нахмурившись, потому что не любит ездить в дождь.

Когда они работали вместе, первое, что он заметил в ней, был ее насупленный вид – еще задолго до того, как они вместе составляли турнирную таблицу для соревнований по сквошу. Он не знал, почему это показалось ему привлекательным – возможно, потому, что указывало на ее серьезное отношение к жизни (как и его), что она заинтересованный и сосредоточенный человек, не просто плывущий по течению и предающийся удовольствиям. Он никогда не рассказывал ей об этом. Женщины хотят, чтобы в них ценили красоту глаз, а не насупленный вид.

Должно быть, сообщив новость, она задержалась у Клементины ненадолго.

Машина подъехала к обочине дороги. Эрика опустила стекло и перегнулась через пассажирское сиденье, с тревогой глядя на него.

– Нельзя бегать в такую погоду! – прокричала она. – Можно поскользнуться! Ты даже не закончил прием антибиотиков.

Он подошел к машине, открыл дверь и сел рядом с Эрикой. В салоне было тепло. Она включила обогреватель.

С него стекала вода, скапливаясь лужицами вокруг него на кожаном сиденье. Он чувствовал, как она хлюпает. Ему это напомнило о том вечере, когда они вытащили Руби из фонтана и как они вместе работали. Им не требовалось говорить, они просто действовали. Они были хорошей командой.

Эрика сидела, по-прежнему сгорбившись над рулем, молча глядя на него и свирепо хмурясь.

Он дотронулся рукой до ее лица.

– Извини, – сказал он, собираясь отвести руку. – Я весь промок.

Но она схватила его руку и уткнулась теплым лицом в холодную ладонь.

Дом Вида был заполнен людьми, музыкой и ароматами вкусной еды. Именно это он любил. Какой смысл иметь большой дом, как у него, если там не бывает людей?

У этой вечеринки не было никакого повода. Зачем нужен какой-то повод? Лови момент! Он позвонил в несколько мест, и теперь его дом полон гостей. Разумеется, по-прежнему льет дождь, но это не означает, что надо прекращать веселье. Здесь они в тепле и комфорте, и дождь не помешает им жить полной жизнью! Им следует почаще это делать! Каждые выходные!

Сегодня здесь были все четыре его дочери, и в этот момент все они разговаривали с ним – редкое и чудесное событие. Разумеется, старшие девочки хотят от него чего-то. Ну и пусть. В этом и состоит отцовство.

Адриана просит его согласиться исполнить на ее свадьбе поставленный танец отца с дочерью. Его снимут на пленку, и потом она разместит ролик на YouTube. Она мечтает попасть в Сеть. Конечно, он это сделает, хотя притворился, что идея ему не нравится. (У него в голове уже было несколько роликов.)