– Вот вернется Иван Васильевич, он утренний моцион делает, тогда и расскажешь. Заходи, что ты как неродной.

Не успел я зайти, как меня посадили за османский резной стол, на котором, как по волшебству, стали появляться то пирожки, то какие-то восточные деликатесы, которые метала на стол черноглазая служанка, то ли гречанка, то ли турчанка – я их пока еще не различал. Но это меня обрадовало – явно дела у генерала и его супруги пошли в гору. А еще передо мной поставили маленькую чашечку бесподобно вкусного кофе – и стаканчик воды к нему. Я уже знал, что здесь это обязательно.

Хлопнула дверь, и на пороге появился Иван Васильевич.

– Алексей Иванович, рад тебя видеть! Ну расскажи, как устроился!

– В понедельник, десятого числа, у меня начинается подготовительный семестр. А в июне – экзамен, если сдам, то с сентября начну учиться в университете. Мне стипендию назначили, хотя у меня деньги остались от продажи мастерской. Живу в общежитии.

– Зря ты так, лучше бы у нас остановился.

– Да, знаете ли, Иван Васильевич, чем хорошо общежитие – тем, что с другими студентами знакомлюсь.

– И студентками? – строго спросила Надежда Дмитриевна.

– И студентками. Вот только пока без романтики. Слишком недавно я потерял невесту, знаете ли.

– Ничего, Алешенька, время лечит, – грустно улыбнулась она.

– Надежда Дмитриевна, Иван Васильевич, позвольте рассказать вам про мою поездку в Иллинойс. Приехал я в вашу Анну, спрашиваю, где тут дом Тёрчиных, а мне говорят – в середине августа в местной газете – как она называется, «The Gazette-Democrat» вроде…

– Именно так, – кивнул Иван Васильевич.

– Так там статью напечатали, мол, генерал Тёрчин – предатель, воюет за рабовладельцев. А на следующий день ваш дом спалили.

– Ох ты, батюшки! – погрустнела генеральша. – А кто спалил-то?

– Думал сначала, что соседи, но оказалось, что вся ваша сторона улицы сгорела – там домики-то рядом были. Вряд ли это местные были. Тем более на заборе – он каким-то чудом не сгорел – надписи были по-польски. Не слишком приличные – польский-то немного я знаю, чай, у нас в Смоленске поляки тоже живут. Разговорился я с одним джентльменом, который напротив вас жил – Джеймс Ратер, так его вроде звали…

– Джимми. Да, мы с ним немного дружили. Ну, знаешь ли, так, как в Америке дружат – не так, как у нас на родине.

– Взял я у него лопату и начал копать, думал, хоть что-нибудь найду. И нашел, но только вот это! – и я достал из сумки бережно завернутую в чистое полотенце чуть обгоревшую икону.

– Батюшки! Да это же наша фамильная! – запричитала Надежда Дмитриевна. – Спасибо тебе, Алешенька.

– А еще я с этим Ратером договорился, продал ему ваш участок за пятьдесят долларов. Больше, я думаю, вряд ли кто-нибудь дал бы. Да, и все ваши долги отдал, согласно вашему списку.

– Спасибо, Алешенька, – улыбнулась генеральша.

– Но сначала пошли мы к нотариусу, оформили все честь по чести, а потом он и спросил – на каком языке надписи-то были? Узнав, что на польском, задумался. И в тот же вечер, когда пришел мой поезд, пожар случился большой верстах в двух-трех, с другой стороны от вокзала.

– Это и была Радома, – кивнул Турчанинов. – Жалко ее, я сам ее когда-то строил…

– Значит, местные решили отомстить. Ведь у многих дома сгорели. И вот остаток ваших денег, – и я выдал их Надежде Дмитриевне (я знал, что деньгами заведует она).

– Алешенька, ты небось на билет-то поистратился да на пропитание, пока туда ездил… – и она попыталась всучить мне деньги обратно.

Я лишь улыбнулся:

– Не так уж и поистратился, Надежда Дмитриевна. Главное, все мы живы, и икона спасена…

– Спасибо тебе, Алексей Иванович, – поклонился мне генерал. – Вот только подумай, может, и правда к нам переедешь. Летом мы уедем на два-три года, и нам всяко будет спокойнее, ежели ты здесь жить будешь.

– Подумаю, Иван Васильевич.

– И захаживай к нам почаще. А то люди здесь хорошие, но ты для нас как родной.

Служанка сервировала обед, и мы начали вспоминать старые времена – и ту, первую войну, но особенно августовские и сентябрьские события прошлого года. Я еще подумал, что, казалось бы, длилась эта война целую вечность, а на самом деле – меньше месяца.

А потом уже, за стаканчиком местной водки, именуемой ракия – Надежда Дмитриевна пила вместо неё лимонад, – она спросила:

– Как тебе, Лешенька, Константинополь-то нравится?

– Да я здесь всего-то два дня. Но, знаете, куда бы я ни переезжал, мне всегда кажется, что я в книжку попадаю, и каждый раз все не совсем так, как там написано. Глотал в юности книги Фенимора Купера – и оказался в Америке, где не было ни романтики, ни по большому счету индейцев.

Да и богатыри, про которых мне читали в раннем детстве, оказались на деле мало похожи на всадников в шишаке с палицей – скорее, это югоросс в камуфляже или казак с шашкой.

Иван Васильевич кивнул с улыбкой:

– Тонко подмечено, Алексей Иваныч.

– А еще мне книжку на девятый день рождения подарили, со сказками из «Тысячи и одной ночи» – Аладдин, Синдбад, Али-баба и множество других. И мне теперь она вспоминается. Конечно, Константинополь – не Багдад и не Каир, но везде, куда ни посмотри, минареты, дворцы, базары – вперемешку с византийскими храмами и другими памятниками того времени. Вот только восточного колорита осталось не так чтобы много – жители вежливые и дружелюбные, в магазинах и на рынках практически не обманывают, греки уживаются с турками и армянами, да и русских уже не так чтобы мало.

– И нам здесь очень нравится. Когда мы приехали, нас с Ванечкой сразу же послали в санаторий – так их лечебницы называются. И знаешь, чувствую себя помолодевшей, да и Ваня мой тоже. А потом, в ноябре, поехали на родину. Хоть и морозы, да мы к ним привыкли – в Иллинойсе такие же были. Нас сам император принимал – приглашал нас вернуться в Петербург и место предлагал.

Турчанинов улыбнулся:

– Да, преподавателем в Николаевской академии Генерального штаба. Но сейчас нам здесь и другие предложения сделали, так что мы еще не решили, какое из них принять. А пока я слушателем в здешней Военной академии – ведь у югороссов есть чему поучиться.

– Ты, Лешенька, захаживай почаще, если время будет. Тебе мы всегда рады будем. А как только решим, куда поедем, дадим тебе знать. И не забывай о нашем предложении переселиться к нам.

23 (11) февраля 1879 года. Югороссия. Константинополь. Дворец Долмабахче

Глава Югороссии и командующий ее флотом – адмирал Виктор Сергеевич Ларионов; командующий армией Югороссии – генерал-майор Вячеслав Николаевич Бережной; глава МИД Югороссии – полковник Нина Викторовна Антонова

Праздник – День Советской армии и Военно-морского флота – в Югороссии отмечался кулуарно. Все попаданцы помнили об этой дате, ну а хроноаборигенам, не знакомым с альтернативной историей, трудно было бы объяснить, что это за праздник и почему его надо отмечать. Поэтому руководство Югороссии собралось в этот день в кабинете у адмирала Ларионова, чтобы по старой памяти выпить по рюмочке, вспомнить ту Россию, из которой их чудесным образом занесло в XIX век, и немного поностальгировать.