Пам пыталась снова пнуть его, ударить рукой, но не могла использовать собственный вес. И все время ловила ртом воздух, стараясь вдохнуть и позвать на помощь. Но ничего не получалось.

Рана на его лице была жуткой, но поток крови замедлялся, она запекалась вокруг раны, словно темно-бордовый лед. Теперь Пам сумела разобрать: «Как ты могла это сделать?» Билли произнес еще какие-то слова, но они были отрывистыми, шипящими и неразборчивыми. Он выплюнул кровь.

– Какая ты дура, Пам! Тебя уже невозможно спасти. Я должен был это понять. – Он наклонился, схватил ее за горло и стал сжимать пальцы.

Стук у нее в голове усилился, боль нарастала, никак не удавалось вдохнуть. В висках и лице пульсировала кровь. В коридоре начало темнеть.

Ну и ладно, сказала она себе. Лучше умереть, чем возвращаться в «ополчение» и жить так, как того потребует Билли. Это лучше, чем быть «его женщиной».

Ей вспомнилось, как мать, Шарлотта, разговаривала с ней, четырехлетней:

– Мы едем в Нью-Йорк по важному делу, милая. Оно будет вроде игры. Я буду Кэрол. Если услышишь, что меня так назвали, и скажешь, что меня зовут по-другому, я запорю тебя до полусмерти. Понимаешь, милочка? Я возьму хлыст. Сперва тебе будет хлыст, потом чулан.

– Да, мама. Я буду хорошей.

И Пам поняла, что умирает, потому что все вокруг нее стало светлым, блестяще-светлым, красновато-светлым, слепящее-светлым. И она едва не засмеялась, подумав: «Может быть, я ничего не знала про Бога? Я вижу небесный свет». Или адский, или какой-то еще.

Потом она ощутила легкость, и ее душа начала подниматься. Но нет, нет, нет… Просто Билли слез с нее, встал, схватил и поднял выдвижной нож. Он хочет перерезать ей горло.

Губы его зашевелились – он что-то сказал. Пам не расслышала. Но зато явственно услышала два громких хлопка, затем третий – от парадной двери многоквартирного здания. Увидела, что источником света было солнце: солнечный свет лился на обращенный к западу фасад. Разглядела силуэты двух мужчин с пистолетами в руках. Обратив потом взгляд на Билли, Пам заметила, как он пятится, шатаясь и держась за грудь. Его рассеченный рот широко раскрылся.

Билли посмотрел на нее, выронил нож, неуклюже сел, потом повалился на бок. Захлопал глазами, казалось, удивленно. Что-то прошептал. Руки его дернулись.

Потом полицейские вошли в коридор, подхватили, подняли на ноги и повели к парадной двери. Пам, однако, вырвалась, должно быть, удивив их своей силой. «Нет», – прошептала она, повернулась и посмотрела в глаза Билли. Пам смотрела, пока его взгляд не стал рассеянным, а зрачки не потускнели. Глубоко вдохнув, она немного подождала, потом отвернулась, а полицейские подошли к телу Билли, держа наготове пистолеты. Официальная процедура, догадалась Пам, ведь было ясно, совершенно ясно, что он больше не представляет собой угрозы.

Медики оказали помощь Пам Уиллоуби, и она вышла из дома на холодную, светлую улицу. Сидя в кресле-каталке на тротуаре, Линкольн Райм видел, как Амелия Сакс сделала шаг вперед, чтобы обнять ее, но потом остановилась. Отступила назад и опустила руки, когда Пам лишь холодно кивнула ей в знак приветствия.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Райм.

– Прихожу в себя, – мрачно ответила молодая женщина.

Райм больше не мог думать о ней как о девочке. Ему рассказали, как она сражалась с Иксом, и он гордился ею.

Почему-то Пам все время потирала кулаками переднюю сторону бедер. Это напомнило ему, как Амелия Сакс иногда машинально трогала собственное тело. Заметив его взгляд, Пам объяснила:

– Он сделал мне татуировку. Но не ядом. Это обычная татуировка. Раньше он выколол у себя на ногах части своего и моего имени, а теперь остальные части у меня.

Райм вспомнил, что Т.Т. Гордон назвал их «разделителями», которые любовники выкалывают друг другу.

– Я… – Она сглотнула. – Я испытываю гадливость.

– Я знаю человека, который может их удалить. У меня есть его телефон.

Если Т.Т. Гордон умел делать наколки, то наверняка умел и удалять их.

Пам кивнула и снова машинально принялась тереть бедра.

– Он говорил ужасные вещи. Похоже, планировал стать новым Гитлером. Собирался убить дядю с тетей и создать свое собственное движение. Знаешь, моя мать была далеко не так умна. Она болтала, болтала, и ее слова не воспринимались всерьез. Но Билли был на голову выше. Он учился в колледже. Хотел организовать школы и внушать детям свои взгляды. Говорил о Принципе кожи. Я видела, что он помешан на нем. Настоящий расизм.

– Принцип кожи, – задумчиво произнес Райм.

Это совпадало с манифестом, который террористы хотели оставить на месте отравления воды. Ему вспомнились слова Терри Добинса:

«Если сможете выяснить, почему он так увлечен кожей, это будет ключом к пониманию всего дела…»

Пам продолжала:

– И он был одержим мыслями обо мне все эти годы. – Она рассказала о помолвке, о том, что Билли приехал в Нью-Йорк год назад, планируя нанести удар по городу и соблазнить ее. Ее затрясло.

– Хочешь сесть в машину? – спросил Райм, указав подбородком на автомобиль, который подогнал Том. Квартира Пам была опечатана для осмотра места преступления, а она явно замерзла: ее нос и глаза покраснели, кончики пальцев тоже.

– Нет, – ответила Пам, не задумываясь. Ей казалось спокойнее на солнечном свете, несмотря на холод. – Вы схватили их всех?

– Похоже, всех, кто был здесь, в Нью-Йорке, – ответил Райм. – Мэттью и Гарриет Стэнтонов, их сына Джошуа.

Поисковая группа нашла на теле Икса его подлинные документы. Уильям Хейвен, двадцати пяти лет. Тату-мастер, живший в городе Саут-Лейкс, штат Иллинойс.

Райм продолжал:

– Сейчас ведется работа со всеми их документами, записями, телефонами, компьютерами. Мы арестовали нескольких заговорщиков в южном Иллинойсе, но будут и еще аресты. Взрывные устройства, хоть и не были приведены в готовность, оказались настоящими: порох, детонаторы и пусковые схемы, включаемые по сотовому телефону. Тот, кто их изготовил, знал свое дело.

– Если это такая же подпольная группа, как та, в которой состояла моя мать, «Патриоты границы», к этому могут оказаться причастны десятки людей. Они всегда встречались поздно ночью, сидели на кухнях, пили кофе и строили свои гнусные, мелкие планы… Линкольн, – позвала Пам.

Он приподнял бровь.

– Как ты узнал? О Сете… чтобы отправить сюда полицию…

– Я не знал. Но заподозрил, когда мне пришло в голову: как Икс узнал о Тэ-Тэ Гордоне?

– О ком?

– О тату-мастере, которого вы с Сетом встретили у меня в лаборатории.

– А, о том человеке со странной бородой и пирсингами.