пытаясь сгладить глубокие противоречия, вызванные действиями России в Грузии. Он сказал, что не в наших интересах позволить разногласиям не дать нам увидеть те области, в которых могло бы развиваться взаимовыгодное сотрудничество и в которых американо-российское влияние способствовало бы поддержанию мирового порядка. Он пояснил, что мы должны попытаться двигаться в этом направлении, опираясь на прагматический подход. В конце концов, мы накопили достаточный опыт, опробовав альтернативные подходы – и питая слишком завышенные ожидания, и отступая на знакомые позиции противостояния, но ни то ни другое не привело к ощутимым результатам. Обама, судя по всему, не убедил Путина, но российский премьер признал, что пробовать действительно имело смысл.

– Эти вопросы теперь входят в компетенцию Дмитрия, – заметил он небрежно. – Я поддерживаю его.

Беседа Путина и Обамы продлилась на два часа дольше, чем планировалось, но она стоила нервов, потраченных теми, кто отвечал за графики американского президента и российского премьера. Когда мы возвращались в Москву, Обама сказал, что его не удивила способность Путина «вентилировать вопросы», и признал, что проблема заключалась в том, чтобы «оставаться на связи с этим парнем, не подрывая позиций Медведева». Это оказалось намного труднее, чем нам казалось вначале. Путин отказался от предложения возглавить вместе с вице-президентом Байденом новую двустороннюю Российско-американскую президентскую комиссию – уровень вице-президентов его явно не устраивал. С нашей стороны звучали и другие предложения – например, возглавить российскую деловую делегацию, которая должна была посетить США, что дало бы ему возможность приехать в Вашингтон, – но он не принял ни одного из них. Должность, не соответствующая реальному положению, в сочетании с природной недоверчивостью не позволила Путину активно участвовать в усилиях в области «перезагрузки». Это было слабое звено, препятствие, которое мы так и не смогли устранить. К тому времени, как Путин и Обама три года спустя встретились снова, «перезагрузка» фактически заглохла.

Несмотря на мои сомнения относительно того, возможно ли было «оставаться на связи» с Путиным, мы, бесспорно, добились определенных успехов в «перезагрузке». Достигнутая договоренность об «афганском транзите» – доставке личного состава и вооружений в Афганистан через российское и среднеазиатское воздушное пространство – имела для нас неоценимое значение. Для закрепления связей сразу после саммита Обамы и Путина летом 2009 г. мы с Макфолом объехали все пять среднеазиатских государств – бывших советских республик. Вуди Аллен как-то заметил, что на 90 % успех в жизни зависит от способности оказываться в нужное время в нужном месте. Это, безусловно, можно было сказать и об американской дипломатии в среднеазиатских государствах, автократические лидеры которых всегда были очень чувствительны к невниманию со стороны США, ощущая себя зажатыми между сильными и амбициозными российскими и китайскими соседями.

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев оценил своевременность предложения Обамы на переговорах в Москве, поддержал наш прагматический подход и проницательно заметил, что одно из важнейших условий его успешной реализации – работа непосредственно с Путиным, а не только с Медведевым, о котором он высказался вежливо, но с легким оттенком пренебрежения. Президент Узбекистана Ислам Каримов выразил удивление тем, что американцы всегда начинают визиты в Среднюю Азию с Астаны, не понимая, что центром маленькой среднеазиатской солнечной системы на самом деле является Ташкент. Его двухчасовой вводный монолог произвел на нас неизгладимое впечатление – Каримов поразил нас своей выносливостью, а также пренебрежительным отношением к другим региональным лидерам, которых он откровенно называл «коррумпированными политическими легковесами» (видимо, имея в виду, что сам он в этом смысле выступает в более тяжелой весовой категории). Каримов прохладно отреагировал на высказанную нами озабоченность нарушением прав человека в его стране. В отношении Афганистана он был настроен пессимистически, но соглашался помочь. Так же отреагировали и руководители Кыргызстана. Президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов произвел на нас более приятное впечатление, чем его болезненно неуравновешенный предшественник. А во время визита в Таджикистан на мою долю выпало суровое испытание: на президентском банкете – сложном упражнении в способности переваривать блюда, выполнить которое не помогало даже огромное количество водки, – я должен был съесть поданное мне как почетному гостю оленье ухо. Я справился и выжил, но это было моим главным достижением в этой стране.

После нашего возвращения в Вашингтон администрация вплотную занялась подготовкой межведомственного обзора, посвященного стратегии ПРО, унаследованной от своей предшественницы. Обама ясно дал понять, что не намерен идти на поводу у русских. Но он хотел удостовериться, что мы двигались в правильном направлении, единственно возможном с точки зрения противостояния растущей иранской ракетной угрозе.

Результатом нашей работы стала настоятельная рекомендация принять альтернативный подход и использовать – по крайней мере на начальном этапе – корабельную информационно-управляющую систему Aegis в Средиземном море и Южной Европе. Нашу рекомендацию поддержали и Боб Гейтс, и Хиллари Клинтон. В заключение мы указывали, что такой «поэтапный адаптивный подход» обеспечит более эффективную с технической точки зрения защиту от потенциальной иранской угрозы в кратко– и среднесрочной перспективе и учет потребностей Европы в долгосрочной перспективе. При этом мы не исключали возможность возвращения в будущем к первоначальным планам размещения установок в Польше и Чехии. В начале сентября в записке, направленной госсекретарю Клинтон, я указал на очевидные позитивные последствия применения предложенного нами подхода. «Новый, безупречный с технической точки зрения подход к ПРО, – писал я, – обеспечит Вам и президенту хороший расклад в игре с русскими». Далее я подчеркивал, что «этот подход не позволит русским уйти от ответственности; сделав им предложение, от которого невозможно отказаться, мы лишим их возможности выбора в отношении Ирана и сможем продвинуться вперед как в вопросе о подписании следующего Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений[125], так и в целом в обеспечении безопасности в Европе»[126].

Мы старались работать быстро, пользуясь смягчением напряженности в отношениях с Россией, чтобы продвинуть один из главных приоритетов президента – помешать Ирану разработать ядерное оружие. Важнейшим условием решения этой проблемы было сотрудничество с Москвой; если бы нам удалось не дать иранцам возможность вбить клин между США и Россией, шансы на то, что нам удалось бы мобилизовать европейцев, китайцев и других игроков и убедить их выступить единым фронтом, существенно бы возросли. Медведев понял, что мы готовы честно работать с Россией, вести прямые переговоры с иранцами и предлагать разумные компромиссы и лишь в случае неэффективности всех этих действий возобновим работу, направленную на ужесточение экономического давления на Иран. Результатом наших усилий стало принятие Советом Безопасности ООН в июне 2010 г. резолюции 1929, которая стала платформой для организации беспрецедентного давления на иранцев. В конечном счете нам удалось вернуть их за стол переговоров.

Столь же значительно мы продвинулись вперед в работе над СНВ-III. Американская команда, которая вела переговоры, была