особенного. Пока только кусочек подсказки. Но хоть такой для начала, — Шура взял рапорт криминалистов. — Стреляли всегда один раз. Шрапнелью. Только шрапнелью. Из обреза. Разгон дроби короткий, а разброс по сторонам от тела уже шестьдесят сантиметров. Причём убитые всегда стояли почти вплотную к двери. Голову разбивала шрапнель так, что опознать человека могли только близкие по одежде, часам, женщину — по платью и золотой цепочке с медальоном.

— Вот и думай тут! — Ляхов длинно выматерился. — Мы головы сломали с Хромовым. Ну, убивал бы одних начальников, например. Оттуда выгнал один, отсюда — второй, с третьего места — третий, четвёртый уволил за какую-нибудь хрень. Тогда хоть мотив есть. Отвергли, прогнали, обидели, унизили. А тут разнобой такой… Учитель, кассирша, тренер, ветеринар. Что общего у стрелка с учителем, который, может, всего-то лишнюю двойку ему в пятом классе влепил. А бедная кассирша сдачу недодала? Тренер по боксу морду ему набил в кабаке? Ну, чушь же! А ветеринар его, козла, лечить отказался? За это какой дурак убивать будет? Вот и думай что хочешь. Серийное явно. Но бессвязное. Думать надо. А мы уже всё с Витькой передумали.

— Шура поднял глаза к потолку и беззвучно что-то шептал.

— Убийства были через тридцать, нет через тридцать два дня. Если я правильно думаю, то следующий расстрел — двадцать восьмого августа. Как говоришь? Отвергли, унизили? Да… — Малович забрал бумаги, пожал Ляхову руку и пошел на улицу.

— Почему, блин, двадцать восьмого? — крикнул Ляхов в спину Шуры.

— Но Малович не ответил. Он уже начал крепко думать. А в эти моменты Шура так глубоко уходил в себя, что искать его было бессмысленно. А и найдёшь — ни слова из него не выжмешь и сам можешь ничего не говорить. Не услышит. До предполагаемого убийства из этой серии восемнадцать дней оставалось по разумению Маловича. И надо было очень сильно расшевелить мозг, чтобы понять — кто и где будет новой жертвой у неизвестного и весьма таинственного стрелка.

Началась, похоже, действительно крупная работа с тайнами и загадками, по которой Шура давно тосковал.

25. Глава двадцать пятая

Шура Малович сам никогда всерьёз не относился к тому, что милиционеры и уголовники считали его очень умным, хитрым и сверхъестественно проницательным. Он вообще не понимал и не пытался прояснить, откуда в голове появлялась вдруг почти натуральная картина, нарисованная как бы цветными карандашами, на которой слева направо изображалась панорама преступления от замысла до исполнения. Причём он даже видел людей без лиц, но движущихся к своей цели — преступлению. Видел места, куда ему надо было обязательно попасть, чтобы выскочить на след нарушителя закона, чувствовал приближение к нему и перед самым задержанием подсознательно ощущал, как оно произойдёт.

Пробовал года три назад сесть капитально на целый день и всю эту почти колдовскую мешанину расшифровать, догадаться: почему всё происходит так именно, как он чувствовал и предугадывал. Надеялся вычислить ту силу неизвестную, которая легко и быстро ведёт его к поимке преступника. Но ничего не получилось. Спросил очень разумного брата старшего Бориса. Но ответ получил вообще неожиданный.

— Ты, Шурка, ненормальный. Не в том смысле, что псих. Ты — аномалия. Мозг и нервная система у тебя генетически искажены. Видно, мама наша до рождения твоего что-то не то ела. Какое беременным не положено есть. И потому что- то там в системе образовалось с избытком. Штук на пять больше иксов или игреков стало. А, может, генетическая цепочка вообще узлом завязалась. Или даже тремя. Морскими. Отсюда у тебя и сверхспособности к нелогичному, но интуитивно верному решению всего.

Умный Шура ни черта из речи брата не понял. А поэтому сделал поправку на то, что Боря — корреспондент, мастер художественного слова и ему словами повыпендриваться — просто удовольствие. Утвердилось в сознании только то, что интуиция ему помогает больше, чем мозги.

— Да и ладно! — успокоился Малович. — Всё получается как надо и пёс с ней, с причиной, от которой всё и получается. Интуиция так интуиция. Значит, если мозги откажут когда-то, то на работе это и не отразится.

Вспомнил он разговор этот с братом, открывая кабинет Вовы Тихонова. Надо было посидеть вдвоём и прожевать пока твердый, как старый хлеб, кусок факта: «какой-то гад расстреливает разных людей через двери их квартир».

Тихонов употребил, похоже, стакана два водки и вёл себя весело.

— Ты, Саня, прикинь: нас ведь с Маринкой развели. Раньше чем через месяц. А я прожил это время один и врубился, что мне лучше стало. Сам всё, что пожелаю, то и делаю. Готовить научился. Вчера бифштекс сам сжарил. Отчитываюсь только вам с Лысенко по работе, к бабам своим «левым» бегаю без морального ущерба для совести. А это, скажу я тебе, Шурка, для моего организма, оказывается, очень оздоровительное мероприятие. Как витамины А, Б, Ц и Е. Вот я тебе то же сделать советую. Разведись и живи как вольный орёл. Черпай от баб витамины и повышай уверенность в мужестве.

— Ты б закусывал получше, — сказал Малович. — И не вздумай такое командиру ляпнуть. Выгонит нахрен. Пойдёшь заведующим нашим гаражом трудиться. Весь будешь в бензине, соляре и масле по бабам бегать за витаминами. Ты лучше послушай, что нам с тобой надо будет в ближайшее время делать.

И Александр Павлович за полчаса изложил ему всю фактуру по таинственному стрелку, убивающему как будто наугад и неизвестно кого да зачем. Шарахается по подъездам с обрезом, находит дверь, которая ему не понравилось номером или цветом обивки, и вызывает хозяина. Тот и открыть не успевает, а сразу превращается в труп.

— Ну, и что ты в этой теме можешь придумать? — сел он на край стола. — Чего он стреляет в кого попало, причём всегда через тридцать один-тридцать два дня? И почему гробит ровно по два человека за вечер? Ну, свободный ты нашенский витаминизированный орёл, какая будет твоя версия?

Даже думать не стал Вова. Сразу сообразил. Потому, что выпил не четыре стакана водки, а два всего.

— Это, Шура, псих больной. Освобождает мир от вредных злых людей. Сперва узнаёт у соседей, кто в подъезде самый гадкий и мерзкий, а потом находит время и его, мерзкого, гасит. Мир становится чище.

Малович поморщился. Несло от Володи дешевой водкой метра на два вперёд и в стороны.

— Соседей всех опросил Ляхов до того как