Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А это был начальник вашего цеха, — Шура пнул пару раз чурбак носком элегантной серой туфли. — И его убивает посторонний, не из разделочного цеха, но свой для комбината. Чужой сюда пройти может?
— Не-е! — хором крикнули рубщики. — «Вохра» не пропустит.
— Так где такими топорами работают? В обвальном, говорите?
— И ещё в подсобном. Там тонкие рёбра ими рубят, хрящи, — уточнил белобрысый двухметровый.
В обвальном работали мужики помельче размером и крупные женщины. Действовали они такими же топорами, каким грохнули начальника цеха разделочного, и большим ножами с изогнутой для удобства рукояткой.
— А где ваш руководитель? — спросил Александр у женщины, которая была к нему ближе. — Я из милиции по убийству в разделочном. Вас как зовут?
— Ниной зовут меня. А начальника две недели нет уже. В санатории он. Скоро вернётся. Через неделю. У него печень не в порядке. Отправили лечиться грязями в Кисловодск или куда-то рядом с ним, — крикнула обвальщица из-за части разделанной туши. — Замещает его Васильев Виктор. Официально — старший мастер-обвальщик. Витя, иди сюда! Милиция интересуется.
Подбежал из дальнего угла лысый мужичок с ножом в руке. Фартук клеёнчатый в крови, лицо тоже.
— Сколько вот таких топоров в цехе? — спросил Шура.
— Двадцать два, — быстро ответил Васильев.
— Идем вместе. Пересчитаем, — Шура потянул его за рукав мокрой от крови рубахи.
Посчитали. Одного топора не хватало. Он был в руке у Маловича. Остальные лежали возле каждого рабочего места вместе с разными ножами.
— Странно, — потёр подбородок Витя обвальщик. — Топора нет возле подвески-цепи Мишки Савушкина. И Мишка заболел ещё позавчера. Позвонил, сказал, что пошел в больницу. Что дня три вряд ли появится. Желудок у него больной. Но инструменты все лежали на месте. И топор этот. Я видел.
— А он, случаем, не родственник убитого начальника Неверова? — Шура разглядывал обвальщиц, которые поразительно ловко работали ножами и топорами. — Может, брат или зять? Может племянник? И где его место рабочее?
— Нет, это Мишкин дружок закадычный, Коля Зимин из колбасного — зять Неверова, — сказала женщина Нина. — А место Мишкино вон где. Справа от входа первое.
Ладно. Спасибо. — Шура с топором вернулся в разделочный цех и крикнул, чтобы все услышали.
— Во сколько точно Неверова убили?
— Ровно в три мы курить пошли, — сообщил невысокий квадратный юноша лет двадцати пяти. Он был в майке, трико и фартуке поверх этой почти спортивной формы. — Заходим обратно, а Неверов лежит на цементе и портфель рядом с разрубленной головой весь в крови. А в голове топор застрял. Полчаса нас не было на местах.
— Мы через каждый час курить ходим. На двадцать — тридцать минут. Режим такой начальник установил. — Добавил большой взрослый мужик в клетчатой рубахе и пляжной кепке.
— А зятя его вы знаете? — Шура пытался увидеть всех, но сквозь туши на крюке многие не просматривались. — Колю Зимина знаете?
— Да конечно, ясный полдень! — крикнул белобрысый. — Он всем намозолил глаза. Бухарик и ходок. Козёл ещё тот. Алкаш и бабник — если культурно сказать. Неверов их насильно со своей дочкой, женой Колькиной, развёл. У него друг большой в горисполкоме. Позвонил этот друг в ЗАГС и Кольку со Светкой без них развели. Заочно. И о разводе свидетельство отдали Неверову. Колька сам говорил. А вроде Светлана сама вовсе и не хотела разводиться. И Колька не собирался. Они, конечно, собачились промеж себя, но жили почитай уже пять лет. Да! Пять!
— Колбасный цех как найти? — Малович пригладил волос рукой, свободной от топора.
— Второй этаж весь под колбасы отдан. Но Колька, если он нужен, в цехе сырокопчёной колбасы. Это спуститесь и налево до упора. — Подсказал мужик в пляжной кепке.
Шура нашел колбасный быстро. Но Зимина не было.
— Он запил позавчера. Вчера его, пьяного, мельком наши видели. Шарахался по этажам. На работу не вышел. И здесь даже не появлялся. Я его точно уволю. Задолбал пьянками, блин! — сказал начальник цеха. Шура взял у него адрес Коли и вышел на улицу.
— Дома его ловить не стоит. Нет его дома. Искать надо в «тошниловках» или пивных подвалах, — он подумал и вернулся в отдел кадров. Взял там маленькую фотографию Зимина, запасную, которая в личном деле лежала на всякий случай. Топор завернул в газету, которую подарили кадровики и кинул его на дно мотоциклетной коляски. — Бляха, с души воротит эти притоны-«рюмочные» нюхать. Но найти его надо поскорее.
Часа через три, уже ближе к вечеру Шура после девяти порожних посещений забегаловок разных зашел в круглосуточную пивнуху «Жигули». Коля Зимин качался возле высокого грязного столика, страдающего от тяжести поставленных на него восьми локтей, трёх бутылок «агдама» и десятка ополовиненных кружек с пивом. Малович подошел к нему сзади и прошептал на ухо.
— Поехали лучше в «Турист», Колян. У меня бабки заимелись. Коньяка хлебнём по паре пузырей.
— А ты кто будешь? — не глядя на Шуру, прошелестел Зимин губами, которые хозяина почти не слушались.
— Да Санёк я! — обнял его Александр Павлович. Шура заметил на руке Зимина почти свежий порез чуть выше левого большого пальца. — Вчера ж мы здесь познакомились и побратались. Забыл, что ль? Я ещё тебе пива купил и водкой разбавил. Потом бутылку ты разбил и мы руки поцарапали. Кровью соединили руки. Братьями стали. Поехали, братан! Хрена это пойло гадкое хлестать?! Догоним кайф армянским.
— Мы поехали. Но вернёмся. Ждите, — доложил Коля тупо смотрящим на Шуру корешам. Они обнялись и с трудом в таком единении протолкнули себя в дверь, ведущую на улицу. Малович отвёз уснувшего по дороге Колю в камеру предварительного заключения номер три. Донёс его на руках до шконки и уложил. Сам сходил за топором, сунул его под шконку, потом набрал ведро холодной воды в колонке возле ворот УВД и вылил её, почти ледяную, на Колину голову. Зимин подпрыгнул, грохнулся головой об верхние нары и сразу же пришел в себя.
— Ты кто, мужик? Я где? — он часто моргал и мутными глазами вглядывался то в Шуру, то в аскетичный интерьер камеры.
Шура достал удостоверение. Раскрыл и поднёс его к глазам парня.
— Малович…так… майор…ага…Уголовного роз… Ты чё!? А ну вези меня назад к пацанам. Не знаю я никакого уголовного розыска.
— А Неверова Илью Сергеевича знаешь? — тихо спросил Шура.
— Жены моей, суки, батяня. У