Оюан оценил мудрость генерала Чжан, который велел слугам унести его меч вместе с другими вещами. Он ответил самым холодным тоном, на который был способен:

– К сожалению, терпение не входит в число моих добродетелей.

– Хорошо, потому что я всегда терпеть не мог добродетельных людей, – сказал Никчемный Чжан. – Я имею в виду добродетельных женщин.

– Уверена, что его уши и глаза способны наслаждаться, как и у любого мужчины, – сказала женщина. – Надеюсь, нашему гостю понравится представление. – Оюан бросил на нее острый взгляд, но она уже поднималась и уходила мелкими шажками, от которых ее рукава трепетали.

Девушки пели бесконечный час, прежде чем Никчемный Чжан сказал:

– Значит, Великая Юань просит моей поддержки, чтобы вернуть себе Бяньлян.

Генерал Чжан извинился и попросил позволения уйти, сказав:

– Я оставлю вас, чтобы вы обсудили все детали.

– Я намерен не только вернуть Бяньлян, но и полностью уничтожить все движение мятежников.

– Вот как! – Внимание Никчемного Чжана, которое он и так лишь отчасти уделал Оюану вернулось к девушкам. – Тогда я согласен вам помочь. Надеюсь, что Великая Юань учтет мою преданность. Мне думается, что без моей помощи она попала бы в трудное положение.

– Конечно, ваш вклад в дело Великой Юань невозможно переоценить.

– Конечно! – рассмеялся Никчемный Чжан. – Действительно невозможно. – Девушкам он крикнул: «Еще вина!» Несколько девушек подошли и сгрудились вокруг него, как бабочки вокруг цветка, подливая ему вино и хихикая.

Оюан был вынужден сидеть там, испытывая безмерное отвращение, пока Никчемный Чжан щупал девушек и ухмылялся им, а они пели и читали стихи и наливали ему вино чашку за чашкой. Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Никчемный Чжан наконец попросил его извинить, встал, пошатываясь, и девушки, поддерживая со всех сторон, увели его прочь.

Оюан, возвращаясь в свои комнаты гораздо позже третьей стражи, увидел, что длинные коридоры плохо освещены. Вдоль них сидели на табуретах спящие слуги у дверей своих хозяев, их свечи догорели до основания.

Одна дверь недалеко от комнаты Оюана была приоткрыта, из нее лился слабый свет. На табурете возле нее никто не сидел. Проходя мимо, он заметил внутри какое-то движение. Он бросил туда взгляд. И остановился.

На кровати лежал обнаженный мужчина в объятиях женщины. Волосы генерала Чжан столь же по-мужски красивые, как и в Хичэту, все еще были сколоты золотыми зажимами и шпильками. Мышцы перекатывались на его спине при движении, и свет играл на впадинах худых загорелых боков.

Под ним лежала жена Никчемного Чжана. Ее лицо в обрамлении сверкающих украшений в волосах и с жемчужными блестками на щеках выражало ленивое притворство. Получающий удовольствие мужчина мог быть кем угодно. Оюану показалось, что ее жеманные улыбки и тщательно рассчитанные моменты, когда она что-то шептала на ухо любовнику, ничем не отличаются от повадок шлюх, которых трахали его солдаты. Он смотрел на ритмичные движения ее плоти, выступивший на спине генерала Чжан обильный пот и чувствовал, как в нем растет презрение.

Генерал Чжан кончил и скатился с нее. Он приподнялся на локте и смотрел на женщину с нескрываемым обожанием. Ее обнаженное тело было нежным, как белый шелк, и это подчеркивали алые ночные туфли, которые бросились Оюану в глаза резким контрастом с открытой плотью. Она бросила на генерала Чжан жеманный взгляд и взяла его за руку. Слегка рассмеялась и постучала ноготком по середине его ладони. Взгляд генерала Чжан стал еще нежнее. Затем, к удивлению Оюана, между их телами вспыхнул свет: на ладони генерал Чжан держал оранжевый язычок пламени. Это было неожиданно, как трюк фокусника. Пламя горело сильно и ровно, странный оранжевый свет отнимал цвета у комнаты, и кожа двух людей стала серой, а накрашенные губы женщины – черными как уголь.

Оюан вспомнил вспышку слабого голубого света, вылетевшую из костяшек на руке Великого Хана. Небесный Мандат. Это было понятно. Монголы теряли Мандат, поэтому его получал кто-то другой. Было ясно, что это сулит в будущем Великой Юань. Однако это было не его будущее, поэтому печаль Оюана была абстрактной и безразличной: не более чем ощущение завершения.

Послышались шаги, и служанка госпожи вышла из-за угла с умывальным тазом и фонарем на подносе. Оюан поспешил дальше. Он шагал бесшумно, но огни свечей вдоль коридора слегка наклонялись, когда он проходил мимо.

Хотя зима была в разгаре, бурые обрывки прошлогодней листвы все еще свисали с ветвей в саду Никчемного Чжана. Они придавали деревьям неопределенный вид, напоминая Оюану линяющих животных. Вскоре после назначенного часа он ее увидел: мадам Чжан медленно шла к нему по дорожке, покачиваясь на крохотных, бесполезных ступнях, ее шелковые рукава развевались по бокам от ее тела, как крылья летящих птиц. Ему было на удивление трудно примирить этот образ с пониманием того, что она – истинная правительница империи, пусть и торговой. Он мог бы схватить ее руками за горло и прикончить в одно мгновение.

– Генерал Оюан. – Мадам Чжан наклонила голову в знак приветствия. Он впервые видел так близко ее лицо и заметил, что невысокие скулы придают ее внешности некоторую свежесть. Белая пудра не полностью скрывала неровности кожи, ее духи были отвратительно крепкими. На блестящих красных губах он видел солнечный блик.

Она сказала:

– У вас репутация человека красивого, как Князь Ланьлина, и еще более яростного в бою. При дневном свете я еще яснее вижу, что первое, по крайней мере, правда.

Говорили, что лицо Князя Ланьлина было лицом красивой женщины, поэтому он в сражениях носил маску демона, чтобы вселить должный страх в сердца своих врагов. Оюан в ответ спросил:

– Вы сомневаетесь в последнем?

Выражение всезнающего высокомерия на ее лице вызвало у него неприязнь.

– Разве самый успешный генерал тот, кто сражается лучше всех?

– Возможно, вы выбираете своих генералов за их успешность в других областях.

Ее нарисованные брови взлетели вверх:

– Мне нравится, что вы не разочаровываете! Евнухи действительно такие мелочные, как о них говорят. Он бы опечалился, если бы услышал вас сейчас; он питает к вам определенное уважение.

– Если бы я не питал к нему уважения, я бы никогда с вами не встретился.

– Вы плохо умеете играть в эти игры, генерал. Думаю, я не первая говорю вам об этом. Более умный человек не так ясно дал бы понять, что женщины вызывают у него отвращение.

– Не льстите себе, вы меня не знаете.

– Скажите, кого вы желали, когда смотрели на нас? Его или меня?

Ему стало стыдно. Он гневно ответил: