Она уронила жесткий диск, а ноутбук удержала только кончиками пальцев.

Отшатнулась от окна, чтобы скрыться от пронзительного внимания неразличимого на расстоянии лица, перемазанного, кажется, землей или сажей, хотя человек стоял слишком далеко, и понять, что именно испачкало кожу, было нельзя. От мысли, что худой и безобразный часовой знает, где она, дыхание Эмбер стало прерывистым. Она склонилась ниже подоконника, задом и на четвереньках выползла из кабинета и бросилась к своей комнате и тому, что было заперто в маленьком алюминиевом футляре, стоявшем в прикроватной тумбочке.

Эмбер остановилась, не добравшись до тумбочки, прерванная куда лучшей идеей: сделать фотографию.

Она высвободила свой айфон из верхнего кармана джинсовой куртки. Побежала обратно в кабинет, заставила себя пройти в дверь и через все помещение к широкой оконной раме. Нацелила камеру на поле кукурузы, сияющее под солнцем и больше не затененное облаками. Поле, в котором уже не было ничего, кроме растений.

– У меня есть еще несколько баек о Беннете-старшем от детей его бывших соседей и зафиксированные советом жалобы относительно восемьдесят второго дома. Но на этом фронте никаких сенсаций. – Питер Сент-Джон развернул свой ноутбук, чтобы Эмбер смогла увидеть экран. – Дома у меня бумажные копии, но для тебя я сделал сканы. Можешь забрать флешку. Там все есть.

Эмбер собрала оставшиеся от их завтрака тарелки и поставила стопкой на сервировочную тележку, освобождая место для работы. Поднявшись, чтобы помочь, Питер занялся кофе.

– Ты кофе будешь? Или еще вина?

Песочного цвета волосы и тонкие черты лица Питера отлично сочетались со свежим загаром; его зеленые глаза блестели, как теплое море. Он был в Испании. Белая хлопковая рубашка и кремовый льняной пиджак только подчеркивали образ небедного и уверенного в себе человека. Совсем не тот бледный, непрестанно курящий журналист, патологически беспокоящийся о деньгах, с которым она познакомилась тремя годами раньше. Они изрядно помогли друг другу в финансовом плане, но теперь Эмбер завидовала непринужденной самоуверенности Питера, его ауре спокойствия.

– Спасибо, вина.

Секретности ради они ели в ее комнате в «Дюке» [11]. Питер прибыл в Плимут около полудня. Эмбер позвонила ему в понедельник и упомянула о проблемах с домом, так что Питер полагал, будто ремонт еще не закончился.

Хотя в их книгу вошло столько подробностей истории дома 82 по Эджхилл-роуд, сколько было доступно на момент публикации, а также материалы первого года полицейского расследования, Питер провел следующую пару лет, изучая здание и его обитателей более детально, раскапывая и анализируя заявки на получение разрешения на строительство, данные переписи населения, местную историю, любые договоры об аренде, поиск людей, которые жили по этому адресу за последнюю сотню лет. Он даже зарылся в генеалогию.

Эмбер знала, что дотошность Питера происходила не только от его глубоко укоренившейся журналистской въедливости, и служила не тому, чтобы удовлетворить ее жажду альтернативных теорий о доме и его прежних жильцах. Это дело создало Питера Сент-Джона, уникальность сюжета послужила трамплином для его карьеры.

Четыре поколения убийц жили и действовали по одному и тому же адресу в северном Бирмингеме, и ни один из них не был наказан. Питер написал фундаментальную книгу об убийствах и сделал эту историю работой своей жизни; он был первым человеком, к которому пресса всего мира обращалась за комментарием для материала об этом, или похожем, деле. Большинство журналистов за всю свою карьеру не сталкиваются с такой сенсацией, не говоря уже о том, что у него был эксклюзивный доступ к одной из двух выживших героинь; вторая уцелевшая, Светлана Ланка, плохо говорила по-английски и давно уже вернулась на родину. Ее официальные показания насчет присутствия в доме чего-то сверхъестественного никогда не были основательными. Они с Маргаритой тоже недолго прожили в доме, но обе слышали голоса и звуки в незанятых комнатах, и даже боялись той комнаты на третьем этаже, где Эмбер провела первые две ночи.

– И что это? – спросила Эмбер, глядя на официального вида бумагу, выведенную на экран ноутбука; первый из документов, которые хотел показать ей Питер.

– Это одна из трех официальных жалоб соседей с Эджхилл-роуд относительно мух и дурного запаха, который, как все они утверждают, исходил от дома 82. Жалобы совпадают с одним из частых ремонтов, затеянных Гарольдом Беннетом.

Распространяться Питер не стал.

– А это, – сказал он, открыв на экране новую папку, – новые сканы судебных протоколов, в том числе из суда Короны [12], относящиеся к преследованиям обоих Беннетов по закону о сексуальных преступлениях 1956 года. Я нашел и другие – за съем уличных проституток, содержание борделя, нарушение общественного порядка в доме или рядом с ним. Все материалы новые.

– Дополняющие то, что мы и так знаем.

– Да, но они делают картину четче. Раскрывают дополнительную часть наследия. Паттерны повторяющегося поведения, которое никогда не воспринимали как часть большей картины. Чего-то куда худшего. Даже когда последним известным адресом некоторых из жертв был восемьдесят второй дом, власти никогда не видели связи.

Ничего из этого Эмбер читать не хотела – очередной знак того, что они расходились в разных направлениях. Питер снова взялся за свое, собрал очередную порцию фактических и косвенных доказательств жестокости и ненормальности, антиобщественного поведения, возмутительных случаев сексуального насилия над женщинами; очередную порцию бесконечных и отвратительных историй о том, какими ужасными людьми были Гарольд и Артур Беннеты. Их чудовищность мало что говорила о том, что обитало в доме задолго до них.

– У меня есть и кое-что на Драча. Всякие рассказы от людей, которые с ним какое-то время водились.

– Оставь себе. – Ответ получился резче, чем она того хотела.

Из-за «Драча Макгвайра», как он себя называл, Эмбер прошла бы и программу шоковой терапии, лишь бы полностью стереть его из памяти.

Отбывая по желанию ее величества свой четвертый срок – за нападение на русскую проститутку в Бэйсуотере в 2004 году, когда он «пустился в загул» в Лондоне, Артур Беннет недолго делил в тюрьме Уормвуд-Скрабс камеру со следующим поколением убийц и сутенеров дома номер 82: Фергалом Донегалом и Найджелом Ньюманом; таково было подлинное имя хронического лжеца «Драча Макгвайра».

Освободившись в свой черед, Фергал и Драч добрались до Бирмингема. Целью их путешествия было отобрать у стареющего и смертельно больного изгоя Артура Беннета то, что, судя по его похвальбам, было прибыльным борделем в северном Бирмингеме; «фамильным бизнесом», из ассортимента юных девушек которого он выбирал себе любовниц.