– Лучше молчи, – бросает сквозь сжатые челюсти, не поворачиваясь. – А то я сейчас вернусь обратно. Сверну челюсть тому обсосу. И ни в какой университет ты больше не пойдешь. А еще все то, что я могу сейчас сказать, не для твоих ушей,женщина!

– Но… Ох…

Он резко дает по тормозам, и я понимаю, что мы остановились у ЗАГСа.

Все опять слишком быстро! На сумасшедшей, бешенной скорости! И я сейчас совсем не про езду!

– Нас туда не пустят, Арман! Там же очередь! Заявление подавать нужно.

– Хочу я увидеть того смертника, кто мне про очередь сейчас скажет, – резко рявкает, выходя из машины.

Секунда, и меня снова забрасывают на плечо.

И как я ни пытаюсь отбиться и сказать, что пойду сама, в ответ он только рычит!

Ему и правда не чинят препятствий. Наоборот. Все расступаются.

Хотя… Представляю себе, какое у него сейчас лицо! Я бы сама отшатнулась! Сбежала бы с его дороги! Если бы он… Если бы он не был МОИМ Арманом!

Отпускает меня только когда мы оказываемся в зале.

Женщина с дрожащими руками листает наши паспорта, которые Арман швыряет перед ней на стол.

– Нам срочно, – к документам присоединяется пухлая пачка долларов.

– Но… У нас запись…

И голос у нее дрожит. А глаза даже боится поднять на этого разъяренного зверя!

– У меня девушка рожает. Разве не видно?

Хмурится так, что сразу понятно. Любая девушка от него бы убежала.      И до того, от чего рожают, у них бы дело никак не дошло!

Женщина с сочувствием переводит на меня взгляд.

Окидывает мой подтянутый живот.

– Вас держат силой?

Явно боится Армана, но все же спрашивает.

– Я вызову полицию.

– Какой силой? Не видно разве? Роды у нее сейчас начнутся! А справку я завтра занесу!

Силой. Да! Меня держат силой! Это же и слепому ясно!

Силой моей огромной любви! Потому что я только и жду, когда мы окажемся вдвоем и желательно не на бешенной скорости. И я смогу обнять этого неандертальца!

– Все правильно, – киваю. – Я рожаю.

– Оххххх, - качает головой женщина. – Сколько всего видела, но такое…

– Давайте книгу. Где нам расписаться? 

Все как в тумане.

Черт! Это и правда происходит?

Мы ставим подписи, а после Арман вкладывает мне в руки второе кольцо.

Кое-как натягиваю его ему на  палец.

Щеки горят. Все происходит, будто во сне!

– Можете поцеловать молодую, – бормочет женщина, но таки расцветает улыбкой, когда перед ней падает на стол еще одна увесистая пачка денег.

– Спасибо. За понимание, – буркает Арман и впивается в меня поцелуем.

Он не целует.

Он меня будто пожирает.

Так жадно сминает мои губы, что мне почти больно.

Но и сладко одновременно.

И я сама поддаюсь. Раскрываюсь ему навстречу. Обхватываю наконец его огромные плечи.

Божееее! Как же мне всего этого не хватало!

– Пошли, Никккккка, – почти отталкивается от меня, хрипло шепча в мои губы. – Это лучше делать там, где мы только вдвоем. А то не остановлюсь!

– Хоть вынеси меня отсюда не как мешок с картошкой, – смеюсь, а глаза застилаются слезы. Счастливые слезы.

Он почти расслабляется. Молнии точно перестает метать глазами.

Подхватывает на руки осторожно. Бережно. Как фарфоровую статуэтку.

И выносит, так гордо вышагивая, как будто он только что завоевал весь мир, никак не меньше!

– Можешь и дальше дышать своей свободой, – мрачно произносит, усадив меня на сиденья и сам усевшись за руль. – Но ты моя, Никкка! Моя! И пусть штамп и кольцо тебе об этом напоминают! Каждый раз, когда тебе захочется улыбнуться какому-нибудь прыщавому сопляку! А я не отстану. Больше не собираюсь уезжать надолго.

– Ты мог бы хотя бы позвонить!

Надо же! Как будто это я виновата в том, что он обо мне забыл!

– Не мог. Уехать пришлось срочно. И там не было связи, – устало потирает лицо рукой. – Куда едем? Я ресторан вообще-то заказал. И цветы, наверное, новые надо купить…

– Не хочу цветов! Я ими уже наелась, пока тебя не было!

– Куда тогда? Домой? Я думал, мы хотя бы поужинаем. И поговорим. О какой-нибудь ерунде.

– Домой, – улыбаюсь, видя, как его лицо снова напрягается. – Домой, Арман. Но мой дом там, где ты!

Вижу, как резко дергается его кадык. Как отчаянно бьется жилка на виске.

И руки на руле напрягаются.

Сама уже к нему тянусь.

Прижимаюсь.

С шумом, резко выдыхает, обхватывая меня своими огромными ручищами. Любимым ручищами.

А я… Я надышаться им не могу!

– Я же люблю тебя!

– Прости, малыш.

Его сердце колотится так громко, что отдается пульсом в моих венах.

– Я все хотел сделать не так. Ужин заказал. Столик на верхнем стеклянном этаже, чтобы весь город было видно. Даже музыкантов со скрипками. Но как увидел тебя там… А рядом этого хмыря… То просто озверел! Я же тебя не отдам! Никому и никогда не отдам! Слышишь! Я даже улыбки твоей ни одной никому отдавать не собираюсь!

– Ты сумасшедший, – шепчу, еще сильнее прижимаясь к его груди. – Сумасшедший! Но ты мой любимый сумасшедший! И разве я не знала, что с тобой не может быть, как у всех? Может, за это я тебя и люблю?

– Твой, Никкка. Весь твой! Со всеми потрохами! Ты что там? Опять плачешь? Ну прости. Мы все сейчас переиграем! Поедем в ресторан и будет тебе твоя романтика! Или на колесо обозрения хочешь?

– Никуда не хочу. Хочу домой. С тобой!

– Хочу тебя. Дико хочу, Никкккка! Если бы ты знала, как соскучился! Как мне башню без тебя рвало! Но даже поцеловать не могу! Потому что иначе наша брачная ночь начнется прямо в машине!

Мы доезжаем до его дома в мгновение ока!

И вот теперь Арман подхватывает меня на руки.

Несет к дому, не отрывая своих губ от моих.

Он целует так долго. Так тягуче томительно и сладко, что я сама почти не выдерживаю.

Внизу живота все сходит с ума. Сжимается сладкими спазмами.

Но он будто смакует. Это наслаждение. Эту пытку. Доводит до самой грани, а когда я почти готова наброситься на него, остужает, останавливает напор.

– Пусть сама роспись у нас не совсем удалась, зато брачная ночь будет самой настояшей, – хрипит мне в губы, занося в спальню.