тоже хочешь быть со мной. Все это время я то пытался жить дальше и отпустить тебя, чтобы ты была счастлива, то просматривал рабочие вакансии и объявления о сдаче квартиры где-нибудь поблизости. Просто на всякий случай.

– Алекс. – Я потрясла головой, заставляя слова пробиться сквозь комок в горле. – Я понятия об этом не имела.

– Я знаю. – Он закрыл глаза, массируя лоб. – Я это знаю. И наверное, мне следовало тебе рассказать. Но, твою мать, Поппи, я не какой-нибудь водитель катера, которого ты встретила на отдыхе.

– Это еще что значит? – требовательно спросила я.

Алекс распахнул глаза, и они оказались полны слез. Больше всего мне хотелось сейчас потянуться к нему, утешить, но я тут же вспомнила, что он сказал: «Пожалуйста, не трогай меня».

– Я не отпуск от твоей настоящей жизни, – сказал он. – Я не какой-то новый жизненный опыт. Я человек, который влюблен в тебя уже десять лет, и тебе не следовало целовать меня, если ты не была уверена в том, что действительно этого хочешь. До конца. Это просто несправедливо по отношению ко мне.

– Но я хочу этого, – сказала я, но на самом деле часть меня понятия не имела, что именно это значит.

Хочу ли я брака?

Хочу ли я детей?

Хочу ли я жить в четырехэтажном доме семидесятых годов в Линфилде, штат Огайо?

Хочу ли я хоть что-то из того, что Алекс так жаждет в своей жизни?

Я вообще об этом не думала, и Алекс это прекрасно видел.

– Ты этого не знаешь, – сказал Алекс. – Ты сама только что сказала, что не знаешь, чего хочешь, Поппи. Я не могу бросить свою работу, свой дом и свою семью, только чтобы посмотреть, поможет ли это тебе избавиться от скуки.

– Я об этом и не просила, Алекс, – сказала я, чувствуя охватывающее меня отчаяние. Будто я отчаянно пытаюсь ухватиться за что-то, но вокруг только песок, затягивающий меня все глубже и глубже в яму. Алекс в последний раз ускользает из моих рук, и больше мне его уже не вернуть.

– Я знаю, – сказал он, потирая лоб и морщась. – Я прекрасно знаю. Боже, это моя вина. Я должен был догадаться, что это плохая идея.

– Перестань, – попросила я. Мне ужасно хотелось прикоснуться к нему, так сильно, что мне приходилось до боли сжимать кулаки. – Не говори так. Я во всем разберусь, ладно? Мне просто… Мне просто нужно во всем разобраться.

Рядом громко объявили, что группа шесть начинает посадку, и несколько оставшихся пассажиров принялись выстраиваться в очередь.

– Мне пора идти, – сказал Алекс, не глядя на меня. Мои глаза застилали слезы, кожа горела и зудела.

– Я люблю тебя, Алекс, – вырвалось у меня. – Это что, не важно?

Он поднял на меня взгляд темных бездонных глаз, полных боли и желания.

– Я тоже тебя люблю, Поппи, – сказал он. – С этим у нас никогда не было проблем.

Он оглянулся через плечо: очередь почти подошла к концу.

– Мы можем поговорить об этом, когда вернемся домой, – сказала я. – Все обсудить.

Алекс снова повернул ко мне измученное лицо, глаза его были очерчены красными кругами.

– Послушай, – мягко произнес он. – Я думаю, какое-то время нам лучше не разговаривать.

Я покачала головой:

– Вот этого нам точно делать не стоит, Алекс. Мы должны во всем разобраться.

– Поппи, – он потянулся к моей руке, легко коснулся ее пальцами. – Я знаю, чего я хочу. Ты должна во всем разобраться. Я сделаю для тебя все, что угодно, но… Пожалуйста, не проси меня ни о чем, если ты не уверена до конца. Я правда… – Он тяжело сглотнул. Последний человек в очереди скрылся за посадочными воротами, и Алексу тоже пора было идти. – Я не могу быть перерывом от твоей настоящей жизни, – хрипло проговорил он. – И я не стану тем, кто мешает тебе получить то, что ты действительно хочешь.

Его имя застряло у меня в горле. Он наклонился ко мне, упираясь лбом в мой лоб, и я закрыла глаза.

Когда я открыла их снова, он уже шел прочь, не оглядываясь.

Я сделала глубокий вдох, собрала свои вещи и направилась к выходу на посадку. Добравшись до места, я села на скамейку и подтянула колени к груди, пряча лицо. Теперь-то я наконец могла свободно выплакаться.

Впервые в жизни аэропорт казался мне самым одиноким местом в мире.

Аэропорт был полон людей, и все эти люди расставались, расходились в разные стороны, пересекались с сотнями других людей – но никогда не оставались с ними надолго.

Глава 33

Два летних сезона назад

В качестве фотографа от «О + П» в Хорватию с нами отправился пожилой джентльмен.

Бернард.

Он громко разговаривал, вечно носил одну и ту же флисовую жилетку и часто вставал между мной и Алексом, не замечая взглядов, которыми мы обменивались поверх его лысой головы. (Бернард был ниже меня ростом, хотя на протяжении всей поездки он неоднократно заверял нас в том, что во времена молодости его рост составлял сто шестьдесят семь сантиметров).

Втроем мы ходили по извилистым улочкам Старого города Дубровника, блуждая между высокими каменными стенами, и ездили смотреть на каменистые пляжи и чистейшую бирюзовую воду Адриатики.

Все прочие фотографы, с которыми я путешествовала, были довольно независимыми людьми, но Бернард недавно овдовел и не привык жить один. Он был неплохим человеком, это правда, но еще он был бесконечно общительными и невероятно болтливым старичком. Я видела, как это изматывает Алекса, и в конце концов тот отбросил всякую вежливость и принялся отвечать на вопросы Бернарда сугубо односложно. А вот сам Бернард ничего не замечал: обычно все его вопросы были всего лишь прелюдией для историй, которыми он непременно хотел поделиться.

В его рассказах обычно было множество имен и дат, и он тратил уйму времени и сил, чтобы убедиться, что каждая мельчайшая подробность передана правильно, и иногда возвращался к одной и той же истории по пять раз, пока точно не уверялся в том, что это событие произошло в среду, а не в четверг, как он изначально подумал.

После Дубровника мы сели на забитый людьми паром и отправились на Корчулу – остров у побережья. «О + П» забронировал для нас два номера в гостинице с видом на море. По какой-то причине Бернард вбил себе в голову, что он будет жить вместе с Алексом в одном из них, что не имело никакого смысла, поскольку он был сотрудником «О + П»,