— почти всегда неточная. На чужих ошибках нужно учить и учиться, но научиться можно только на собственных находках. И ещё необходимо простое везение, удача, у него она всегда была, но поделиться удачей он не мог ни с кем, даже если бы захотел.

Его настоящее место в тылу противника, с биноклем и двухверсткой под рукой, а не в воронежском кабинете. Со временем он добьётся приказа и сам уйдет в тыл противника, но пока готовит и отправляет других, а заодно подбирает курсантов для новой разведшколы, собирает информацию о настроениях на оккупированной территории и пишет отчеты.

Личные дела Никитенко и Гольдинова, с которыми он беседовал уже час, Прокопюк просмотрел накануне вечером. Документы на них подготовил Карин, и Прокопюк понимал, почему тот решил, что эти двое могут ему подойти. Однако они не подходили. Карин опытный разведчик, в этом Прокопюк никогда не сомневался, но опыт у каждого свой. Взять хотя бы Никитенко. У парня внешность громилы, при его появлении хочется достать пистолет и на всякий случай снять с предохранителя. Лицо Никитенко запоминается мгновенно. Встретив такого раз, его уже не забудут, узнают из сотни, из тысячи. Прокопюку нужны неприметные лица со стёртыми чертами. Никитенко определённо не годился для работы в немецком тылу.

А вот как поступить с Гольдиновым, капитан задумался всерьёз. Этот парень ему понравился, с такими он уже воевал. В бригаде Особого назначения у него служили несколько боксёров и показали себя отлично. Гольдинов тоже за полгода войны успел пройти и партизанский отряд, и армию, и плен. Такой опыт тяжело дается, но он бесценен. Не будь Гольдинов евреем, Прокопюк сам бы с ним отправился к немцам в тыл. Только он еврей, чёрт возьми, и это не пустяк, это меняет все.

Карин написал, что внешне Гольдинов не похож на еврея. Пусть расскажет москвичам, которые не видели украинских евреев, кто похож и кто не похож, а украинец еврея узнает безошибочно. Прокопюк сам был из подольских крестьян, так что тут Карин для него не авторитет. Этих двоих он в группу не возьмёт и в немецкий тыл не отправит.

Выписка из письма

начальника

Прифронтового отделения

2-го отдела НКВД СССР

капитана госбезопасности

тов. Прокопюка.

На дело, на которое я подбираю людей, присланные ребята не подошли. Профессия Гольдинова, его волевые качества и, наконец, дух — безукоризненны. Это то, что нам нужно. Но он еврей. Несмотря на внешность, действительно скрывающую его национальность, городской житель признает в нем еврея. Как еврея к тому же его многие там знают. Наконец, он спортсмен и обосноваться там мог бы именно, как спортсмен. Но он неизбежно будет раздеваться, бывать под душем и т. д. Представь себе, в обществе кого он должен будет это делать. Оставаться на нелегальном положении он не может, и в этом случае вряд ли будет полезен.

Ещё одно обстоятельство против Гольдинова, и, в особенности, против Никитенко: они дьявольски приметные ребята. Видя живым такого парня, как Никитенко, ни один немец не будет чувствовать себя в безопасности. Ты знаешь, что в условиях, создавшихся на оккупированных территориях, это не последний аргумент. Ребята они, безусловно, прекрасные. Их следует использовать накоротке.

4.

Начальнику I управления НКВД УССР, капитану гос. безопасности

тов. Леонову.

Согласно Вашего распоряжения, направляю с оперативным работником нашего агента «119».

Агента «109», ввиду его болезни, направлю через несколько дней.

Личные карточки их Вам пересланы.

Прилагаю доклад «119», освещающий положение на территории, захваченной противником, за тот период, когда «119» прорывался на нашу сторону, а также выписку из письма начальника Прифронтового отделения 2-го отдела НКВД СССР о «109» и «119».

г. Ворошиловград

21 января 1942 г.

С. Карин

5.

Совещание у наркома закончилось в третьем часу ночи. Улицы Старобельска, выстуженные январским морозным ветром, были черны и непроглядны. Во временной столице Украины не горели фонари, не светилось ни одно окно, за нарушение светомаскировки наказывали жестко.

Вениамин Карлин жил в двух кварталах от здания, занятого украинским НКВД, и эти два квартала заместитель начальника Первого управления, капитан госбезопасности, пробежал быстрой рысью, временами проваливаясь в сугробы, громоздившиеся по обочинам ещё с ноября. Ни тёплое бельё, ни офицерская шинель от такого ветра и такого мороза не защищали. В Киеве за Карлиным был закреплён автомобиль, теперь же приходилось пользоваться дежурной машиной, а её поди найди.

Осенью и зимой сорок первого года в НКВД УССР творилось чёрт-те что. К эвакуации из окружённого Киева наркомат всерьёз не готовился, в результате успели спасти только архив и небольшую часть текущей документации. Ответственным за вывоз в тыл имущества Первого управления назначили Карлина. Может быть, только благодаря этому он остался жив. О случившемся в Киеве в сентябре Карлин знал из путаных пересказов выживших. От нескольких человек он слышал, что команда оставить город пришла, когда кольцо окружения было замкнуто наглухо, и надежды пробиться на восток своими силами не оставалось. Комиссар госбезопасности III ранга Сергиенко собрал начальников управлений, заявил, что он им больше не нарком, и что теперь каждый сам отвечает за себя. А потом, переодевшись в гражданское, ушёл с чужими документами.

Карьера Сергиенко была одной из самых ярких в союзном наркомате. В системе ОГПУ он появился в двадцать седьмом году. До этого работал в управлении спирто-водочного завода в Мариуполе, а спустя десять лет и вскоре после ареста Ежова начался его крутой взлёт. Берия включил Сергиенко в группу следователей по делу бывшего наркома. Что бы ни показал на допросах Ежов, его судьба была решена, но в протоколах допросов всплывали разные фамилии, и эти протоколы ложились на стол Сталину. Жизни и карьеры многих людей зависели от того, как их упомянет Ежов, а значит, они зависели от следователей. В первые недели после назначения Берия собирал команду, новый глава ведомства расставлял на ключевые должности преданных офицеров. Сергиенко с деликатной задачей справился, и назначение не заставило себя ждать.

В сентябре тридцать девятого он возглавил Следственную часть НКВД СССР, а зимой следующего, сорокового, подписал обвинительное заключение по делу Ежова уже как начальник Следственной части. Меньше чем через месяц после расстрела Ежова Сергиенко отправили заместителем наркома НКВД УССР и одновременно начальником управления по недавно захваченной у Польши Львовской области. После репрессий тридцатых, несколько раз смывавших всю верхушку украинского НКВД, Хрущёв держал во главе наркомата своих людей. Берию, да и Сталина это не устраивало. В феврале сорок первого Сергиенко стал наркомом.

Безусловно, он был человеком Берии, его глазами и руками в Киеве, и свою лояльность доказывал не раз. Летом сорок первого, решением