Когда я наконец выхожу на улицу, я продолжаю бежать, пока не перехожу улицу и не знаю, что буду в безопасности. Огонь распространяется вверх по лестнице. Я вижу, как он освещает окна на втором этаже.

Черт, черт, черт.

Где все?

Где Лони, Лиам и Гейб? Как долго Сэйнт планирует там пробыть?

Пока я стою там, беспокоясь за своих друзей, мой разум цепляется за кого-то еще, кого я еще не видела выходящим из дома.

Нора.

Я не знаю, где она оказалась после того, как уронила сигарету. Я была слишком озабочена тем, как выбраться из этой комнаты, чтобы обращать на нее внимание, но я понимаю, что не могу позволить ей уйти.

Это как раз тот тип хаоса и неразберихи, который ей нужен, чтобы полностью исчезнуть. Я заставляю свой разум успокоиться настолько, чтобы я могла сосредоточиться. Она не последовала за нами к передней части дома, так что, если она вовремя вышла из офиса, она должна была пройти в заднюю часть дома. А это значит, что она может быть только в одном месте.

На пляже.

Я не даю себе времени переосмыслить это и колебаться. Снова подхватив юбки, я бросаюсь обратно через улицу и бегу вдоль стены дома к задней части.

Люди все еще текут из парадной двери, как будто там прорвало плотину, но когда я добираюсь до заднего дворика, там никого нет. Я продолжаю бежать дальше, спускаясь к пляжу. Посмотрев налево и направо, я на мгновение замираю, но мои глаза, наконец, останавливаются на фигуре, убегающей примерно в полумиле к северу от меня.

У меня нет никаких сомнений в том, что это Нора.

Сбросив туфли, я иду за ней. Она быстра и опережает меня, но я моложе, сильнее и питаюсь ненавистью.

Примерно в миле от дома я ее ловлю. Прыгнув вперед, я хватаю ее за колени, и она падает на землю лицом вниз.

— Какого хрена? — кричит она, прежде чем наброситься на меня. Она бьет меня в живот, и я перекатываюсь на бок, сжимая свой желудок. Она встает на колени, а затем бежит снова.

— Нет! — кричу я, снова бросаясь за ней. Я бью ее прямо в спину, и мы обе падаем вперед.

Она отшвыривает меня от себя и снова встает, разбрызгивая песок.

— Почему ты нападаешь на меня? — кричит она мне в лицо.

— Я все для тебя сделала.

Я преграждаю ей путь и предупреждающе обнажаю зубы.

— Ты ничего для меня не сделала.

Она на самом деле смеется надо мной, что одновременно и бесит, и оскорбляет.

— Что? Ты собираешься убить меня? Это все? В тебе этого нет

— Забавно, вот что Анжелл сказал Сэйнту, и посмотри, что там произошло.

Мой мозг все еще не полностью готов переварить всю эту встречу. Я не знаю, будет ли это когда-нибудь на самом деле, но сейчас я об этом не беспокоюсь. Я не могу позволить себе отвлекаться.

Лицо Норы бледнеет, и на мгновение она действительно кажется немного обеспокоенной.

— Сэйнт — животное, — наконец выплевывает она. — Точно таким же, каким был его отец. Ты не такая, как они. Ты никогда не смогла бы сделать со мной то, что Сэйнт сделал с Джеймсоном.

— Моя цель не в том, чтобы убить тебя, — отвечаю я. — Просто причинила тебе боль, очень, очень сильную

— Почему? — спрашивает она, заставая меня врасплох.

— Что?

— Ты слышала меня, — рычит она. — Почему ты так одержима желанием наказать меня? Что я действительно сделала тебе такого, что стоит такого обращения? Я позаботилась о том, чтобы ты получила лучшее образование. Я избавилась от тех, кто мог причинить тебе боль. И я ни разу не задушила тебя, не так ли? Я уважала твое личное пространство и позволяла тебе заниматься своими делами.

Я недоверчиво таращусь на нее. Все эти годы в плену исказили ее мозг, я уверена в этом.

— Ты манипулировала мной, мучила меня и угрожала мне, и все это для того, чтобы получить наследство, которое никогда не должно было принадлежать тебе. И Дженн…

Я едва могу дышать, когда произношу ее имя, но Нора может.

На самом деле, она раздраженно втягивает воздух сквозь зубы.

— С тобой всегда дело в Дженн, не так ли? Она даже не твоя настоящая мать и была довольно дерьмовой приемной матерью. Почему тебя так волнует, будет она жить или умрет?

— Так она ещё жива?

— Я отвезла ее в больницу.

Она широко разводит руки, как будто ждет похвалы.

— Удовлетворена?

— И ты просто оставила ее там?

У меня отвисает челюсть.

— Насколько жестокой ты можешь быть?

— Знаешь, я могла бы оставить ее умирать в собственной блевотине. Я проявила милосердие, отвезя ее куда-нибудь.

— Ты ничего не знаешь о милосердии. Все, что ты когда-либо делала, — это причиняла боль.

— И все, что она когда-либо делала, это причиняла тебе боль, так что теперь мы квиты.

Я вздрагиваю. Ее слова резки, жестоки. И, к сожалению, они правдивы.

— Это не значит, что она мне безразлична. Это не значит, что я не беспокоюсь о ее благополучии.

Нора приподнимает бровь и выглядит так, словно не совсем понимает, что слышит.

— Какая пустая трата времени и энергии, — шипит она. — Тебе было бы лучше забыть об этом бремени. На самом деле, тебе было бы лучше забыть всех, о ком ты заботилась в своей жизни. Они только мешают тому, чего ты хочешь. Есть сладкая свобода в том, когда на всех плевать.

Она снова перед моим лицом, и прежде чем я успеваю остановиться, я кидаю камень, который подняла, когда мы оба рухнули, ей в висок.

— Заткнись уже, — хриплю я, но она уже падает на песок.

Я опускаюсь на колени и проверяю, есть ли у нее пульс.

Она устойчивая и сильная, и когда я осматриваю рану, крови нет. Она просто в нокауте, на что я и надеялась. Оглядевшись, я дважды проверяю, нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы ее найти, но эта часть пляжа довольно изолирована, так что с ней здесь должно быть все в порядке, пока я не смогу вернуться с помощью, чтобы забрать ее.

Встав, я бегу обратно к дому, где вижу пламя, освещающее ночное небо, и я чертовски напугана.

Когда я приближаюсь к дому, я вижу, что на пляже позади него образовалась небольшая толпа. Скорее всего, отставшие и люди, которые отказались от попыток сбежать через парадную дверь. Подойдя ближе, я оглядываю толпу и издаю крик облегчения,