Это встреча была важна. Конев считал ее надобной, дабы разъяснить нашей главной свидетельнице, как следует держать себя в суде. С ним соглашался и Данилевский-старший, полагавший необходимым дать строгие наставления не только Элизе, но и мне с Андреем. Мы со студентом были против большого сборища: это могло привлечь к тайной обители актрисы Лангер нежелательное внимание. Но единство усилий всех участников – важное условие победы в процессе, и мне пришлось согласиться на общую встречу при условии, что мы будем осторожны: сначала в квартире Элизы появится Данилевский-младший, затем через час-полтора – я, а потом, спустя некоторое время, приедут Конев со следователем.

После моего рассказа о грядущей встрече ярую готовность присоединиться к нам выказал и Корзунов: он ведь тоже юрист и, стало быть, может оказаться полезным.

Я согласился.

Когда я утром появился в квартире в Вознесенском переулке, Элиза с Данилевским-младшим уже сидели в столовой у растопленной чугунной печи и пили из самовара чай со свежими баранками. В воздухе чувствовался запах табака: тут явно совсем недавно выкурили несколько папирос. Элиза была одета в длинное изумрудное бархатное платье с фривольно открытым лифом, аккуратно причесана и ярко накрашена; она выглядела совершенно спокойной, с видимым удовольствием принимая любезности от Андрея, из кожи вон лезшего в старании быть с нею учтивым и обходительным. То, что ей предстояло выступать уже на ближайшем судебном заседании, ее, как мне казалось, не пугало вовсе. Более того, она смотрела на нас со студентом несколько насмешливо, сверху вниз.

– Самое главное, Елизавета Львовна, – Данилевский-младший продолжил прерванный моим появлением разговор, – это быть уверенной. От вас в этом деле зависит очень многое…

– Соблаговолите уточнить, Андрей Федорович, – ответила Элиза, – когда это мне нужно быть уверенной: когда меня прилюдно назовут камелией, или же когда князь с предельно честным выражением на лице примется во всеуслышание отрекаться от любых связей, порочащих его доброе имя?

Я предусмотрительно промолчал.

Видя, что Андрей тоже притих, Элиза продолжила:

– Поверьте мне, будущий великий юрист всея империи, что я знаю, как должно себя вести! Это вы по малолетству и неопытности видите в суде способ соблюсти закон и добиться правосудия, – экие забавные слова в адрес разбирательства с князьями Кобриными! – а мне совершенно ясно, что скамья с двенадцатью присяжными на деле есть всего лишь место для очередных зрителей, только с бесплатным билетом в зал. А уж играть перед ними вам меня учить не следует!

– Не переусердствуйте, пожалуйста, – снова подал голос студент Данилевский, покрасневший до корней волос, – сейчас вы слишком самонадеянны.

– Я всегда такова. Разве у вас есть выбор? – и Элиза с усмешкой на густо напомаженных алых губах взяла в руки тонкую фарфоровую чашку с чаем.

– Предлагаю все же подождать адвоката и остальных, а затем уже вместе готовить наш план, – вмешался я. – Наши противники очень постараются найти способ застать нас врасплох. Нам следует быть готовыми ко всему.

Элиза только нервно фыркнула.

Далее мы пили чай в тишине. С улицы изредка доносился скрип повозок, лошадиный храп, стук копыт и возгласы извозчиков, давая надежду, что к дому приближаются наши друзья, но потом звуки удалялись, и нам снова оставалось слушать лишь мерное тиканье стоявших на полке часов да постукивание ложек в чашках.

Через полчаса прибыл Корзунов.

Я представил его Элизе. Та в какой-то нервозной задумчивости едва удостоила моего приятеля взглядом. Корзунов же с любопытством осмотрел нашу, как он выразился, «ставку»; затем он с чашкой в руках уселся в кресло, стоявшее в углу столовой, и, с улыбкой глядя на то, как младший Данилевский с Элизой врозь ходят кругами по комнате, присоединился к трапезе.

Наконец появились адвокат и следователь.

Мы все, кроме Элизы, замершей у окна, и Корзунова, допивавшего чай в своем кресле, заняли места за столом.

– Ну-с, приступим, господа – сказал Конев. – Елизавета Львовна, завтра в суде ждут вашего выступления.

– Я знаю об этом, – проронила Элиза, разглядывая через стекло прохожих.

– Вы готовы к тем вопросам, которые вам наверняка станут задавать юристы противной стороны?

– Это каким же? – девушка, обернувшись, деланно скривила губы в усмешке.

– Адвокат князя начнет задавать вам самые неудобные и неприятные вопросы, какие только сможет придумать. Ну, и князь наверняка подскажет ему, куда следует бить.

– А зачем это князю? – встрепенулся студент.

Конев сверкнул глазами из-за стекол своих золотых очков:

– У него будет одна цель: скомпрометировать нашего свидетеля перед присяжными заседателями.

– Поверьте, меня не страшат вопросы про частную жизнь и собственное греховное падение, – голос Элизы вдруг затрепетал, а глаза, и без того большие, еще шире распахнулись и увлажнились. – Я бежала из родного дома в шестнадцать лет, обманутая заезжим драгунским корнетом. Спустя месяц он оставил меня в чужом городе, в гостинице, совершенно больной и без копейки денег. Меня поистине спас антрепренер местного театра, который жил там же, в той же гостинице, и я многим осталась обязанной его милости…

– Вы ведь жили с князем, имели с ним связь?

– Да, он снимал мне комнаты.

– Вы хотели втянуть его в мезальянс, вынудив жениться на вас?

– Нет, я никогда не надеялась на честный брак. Я очень хорошо все понимала…

– Вы падшая женщина! Почему вы считаете, что суд может принимать на веру ваши слова? – Конев прищурился и сделал из чашки глоток.

– Не оскорбляйте меня! Я говорю чистую правду! Я была в отношениях с князем так же, как он – со мной. Так разве наши слова не имеют одинаковый вес?

– Нет, так не пойдет, – прервал Элизу Конев, – слишком вызывающе…

– Дьявол! – девушка с досадой щелкнула пальцами, а затем опустила голову и в задумчивости приложила указательный перст правой руки к сомкнутым губам.

– Ну-ка, еще раз! Только помягче, – скомандовал Конев.

– Я говорю, господа присяжные заседатели, только правду, потому что для меня это единственный способ выжить… – снова начала Элиза, но затем на пару мгновений смолкла.

Мы сидели за столом в тишине и ждали.

– Да, у меня была связь с князем Кобриным, – наконец опять заговорила девушка, – я принимала от него подарки и подношения, и тому есть свидетели! Я даже любила его, любила! Я отнюдь не купалась в роскоши, но это было лучше, нежели за гроши торговать собой в театре, торговать во всех смыслах этого слова, и намного лучше, чем оказаться в отрочестве выданной замуж без моего на то согласия и малейшей симпатии к жениху. И сейчас я говорю правду, а если вы посчитаете, что слова мои не стоят внимания, значит, вы бессердечны и