Орк, у которого не было ни матери, ни… бабушки… со смешанными чувствами вцепился в хрусткую корочку отличными белыми зубами.

Ирма, крепко, сладко заснувшая Ирма, приоткрыла глаза.

Луч солнца проскользнул по ее лицу; все было светло и безмятежно…

И она, как шестнадцатилетняя девчонка, проспала всю ночь в одеялах на крыше. Вот так.

Счастье пронзило светлейшими импульсами; тело чуть потянулось, а душа запела.

Повернула голову.

Профиль эльфа с плотно сжатыми губами, с напряженным взором, был словно выточен, вычеканен; Тайтингиль, нежно обнимая женщину за плечи одной рукой, вглядывался в небо, не отводил глаз, хмурился.

— Тай…тингиль, — чуть хрипло выговорила Ирма. — Тай…

Разлившееся в воздухе напряжение — темное, грозное, росло и росло, ширилось, будто опутывая все вокруг темными лентами, членистыми щупальцами — тягучими, обвивающими и душащими, стесняющими дыхание.

Магия. Темная магия.

— Пожирательница света вблизи, — тихим рокотом лег тяжелый, низкий голос эльфа, слишком мощный для его изящного, стройного тела, — она вблизи. Люди еще не видят, но… надо торопиться, Ирма, очень. Я берег каждую минуту твоего сна, но теперь у нас нет ни единого мига. Ирма… я должен торопиться. Ирма… я должен.

Спустя примерно полчаса весьма странные персоны встретились у подъезда элитного дома.

Тайтингиль, выпрямившись, держал в руках рулон рубероида.

Котик, невероятным образом взбодренный Вадимом, отчаянно пытался застегнуть пострадавшую белую приталенную рубашку.

Мастер Войны стоял безмолвно, облитый неистовыми шелками.

И в этот момент около дома затормозила «чайка».

— Вам, светлейший, непременно к нам нужно заехать… непременно. Вот прямо сейчас.

Лев Абрамович суетился, оставив Изю за рулем.

Трое стояли, смотрели в беззаботное светлое небо, за которым пока не было видно ничего.

Пока.

Но оно уже было там. Она — беда.

— Время пришло, — сказал Тайтингиль. — Пришло.

— Я отправляюсь готовиться, — холодно произнес Мастер Войны, и подол взметнулся роскошным алым веером. — Прибудешь туда, витязь?

— Туда? В Москва-Сити? — муркнул Котов. — Алина… Ирма… И хоть переодеться…

— Да, туда. И времени у нас нет, — выговорил эльф, садясь на заднее сиденье со своим бесценным рулоном поперек колен. — Переоденься, оруженосец, и отправляйся к дракону. Я узнаю, чего желают дверги, и прибуду. Поехали.

Котик рыскнул к «амароку», попутно второпях набивая СМС: «Ирма, как Алинка?»

«Все нормально, дома в душе. Могло быть хуже, Димочка».

«Извини».

«Подарочек на день рождения удался».

Кот поджался на водительском сиденье, потом выдохнул, тряхнул дредами и плавно выехал с парковки.

«Чайка» кружилась по закоулкам, избегая широких проспектов и шоссе; сделала пару петель по Москве и въехала в старый двор-стакан на задворках Кузнецкого Моста. Неслышно раздвинулись и затворились массивные черные ворота на фотоэлементах; Изя остался за рулем, а Лев Абрамович, заполошно шаркая разбитыми тапками, провел Тайтингиля через консьержку — суровую пожилую двергу с нарочито украшенными бусинами усами — дальше и вниз. Подвальное помещение было оборудовано спортивными снарядами, дальше, за деревянной дверкой, длился обычный хозяйственный коридор, заваленный инвентарем хорошо ухоженного дома, и, наконец, эльф и гном остановились перед небольшой дверью темного, с синевой металла.

— Вот, светлейший, — пропыхтел Беспрозванный, — прошу вас, входите. Наш король ждет.

— А ты что же, дверг?

— А мне туда не по чину, светлейший. В королевский арсенал просто так не войдешь… — гордо выговорил лучший портной Москвы.

Дверь, оказавшаяся неожиданно массивной, бесшумно и мягко закрылась за эльфом. Тайтингиль миновал одного из бойцов Абрама, сидящего недалеко от двери и одетого в форменный китель ЧОПа «Одинокая Гора», и оказался в зале с высоким, мрачным потолком. Из темноты взблескивало злато и искры самоцветов.

Навстречу витязю шел Яков Ааронович Менахем.

— Приветствую тебя, Тайтингиль, светлейший! — дружелюбно улыбнулся король-под-Москвой.

— Это честь для меня, — склонил голову витязь.

— Мы знаем, что доспех твой уничтожен. И так как мы благодарны тебе, и только мы понимаем меру и истину твоего подвига, предлагаем исполнить для тебя новую броню.

Тайтингиль нахмурился, сжал губы.

— Это кстати. Но ковать уж некогда. Мне в битву — немедля… немедля.

Яков Ааронович широко повел рукой, и свет послушно зажегся, вырисовав контуры богатых витрин.

— Смотри, светлейший.

Эльф невольно усмехнулся — ну конечно, запасы, у двергов всегда есть запасы! И неспешно пошел между ярко освещенными витринами. Вызолоченные и вороненые кольчуги, кирасы, массивные щиты, топоры — куда же без них. Разнообразные клинки, на выбор, на любой вкус и рост.

Король-под-Москвой тем временем развернул рубероид, оставленный эльфом у входа, и крикнул коренастого невысокого дверга с рекордно лохматыми бровями. Тот начал изучать клинок, поцокал языком и пошел с мечом Святогора куда-то за помещение оружейной. Вскоре оттуда донеслись удары молота, свист каких-то установок.

Тайтингиль улыбнулся снова — в Эале многие тысячи лет дверги собирали его к битве.

В Эале.

Миры казались едиными, едиными во всех своих складках, насквозь прошитыми истинными представлениями о чести и долге, о свете и тьме. И все эти миры требовалось оборонить — так как мимолетная слабость Творца, его минутное сомнение, породившее в начале времен сгусток темного женского Хаоса, угрожали всему. Творению требовалось исправить ошибку сотворителя. Таков смысл, таково Предназначение.

Эльф был готов.

Они дошли почти до конца зала. Тайтингиль вслушивался душой в кованые переплетения и сочленения металла, отыскивая свое, и уловил вдруг какой-то отзвук… эхо… ноту? Что-то давнее, забытое, родное. Медленно, боясь спугнуть ощущение, витязь повернулся, подошел к неосвещенной витрине. Замер.

Матово-серый металл, гравированный золотыми письменами. Изящные, необычные очертания. И золотой цветок на нагруднике.

— Славный король, кто это сделал?

— Наша гордость, лучший кузнец этого мира. Молодой Гершель. Он так любил историю Эалы, прародины, из которой мы изошли драконьим путем. Он сумел воссоздать доспех Древних Дней — в таких твои братья, светлейший, штурмовали твердыни Морума. Тогда ты не усомнился выйти против огненного исчадия, воин с золотым цветком на груди… проклятая Цемра отняла этого мастера у нас; Гершель погиб в Москва-Сити.