…Котик мчался на суперфантастическом звездном истребителе навстречу мохнатой звезде смерти, и все, на что хватало его сил, — это крепко зажмуриться. Когда внезапно стало тихо и темно, он с облегчением вздохнул — наверное, все закончилось и сумасшедшая инопланетная жаба победила, чтоб ее!

— Азар.

Котик осторожно открыл глаза. Было почему-то очень холодно. И ветер. И скользко. Заснеженное поле, вокруг скалы. Зима.

— Азар, посмотри.

Миловидная женщина, средних лет, немного полная, с мягкими карими глазами, ласково улыбалась ему.

— Это твоя судьба, Потрошитель, и тебе не сбежать от нее. — В голосе звучал материнский укор.

Котик посмотрел под ноги.

Лед. Черный лед.

Он помнил все. Сейчас лед глухо хрустнет, под ним окажется холодная вода, в которую соскользнут ноги. Боль, ужас, судороги, он вдохнет полной грудью; вдохнет воды и захлебнется, отчаянно барахтаясь.

Потом светлая полоска над головой станет точкой.

Потом она погаснет.

И он умрет.

Лед треснул. Бежать было некуда…

Крылья дракона широко охватывали Москву — но она удалялась, делаясь все меньше, прекращаясь в многолучевую сверкающую звезду огоньков, а затем подернулась облаками.

Дыхание дракона было глубоким и шумным. Багрянец Небес вышел так высоко, как никто из созданий, обладающих кровью, не мог и мечтать, и без труда готовился пройти дальше. Казалось, вот он, вот последний глоток воздуха, и дивное создание первородного Огня вовсе перестанет дышать.

Но нет. Их окутывал незримый упругий купол, над которым и космосу не было власти. Эльф на драконьей спине был защищен и не ощущал невероятного холода, наступающего со всех сторон, не ощущал отсутствия воздуха для дыхания и тепла для жизни. Его вселенная сосредоточилась вокруг магического существа, древнего, как сами звезды.

Тайтингиль почувствовал приближение врага — и затаился, скрывая собственную ослепительную Суть. После того боя, столкновения душ, он понял, как можно избежать тенет Рождающей Хаос, стать незаметным. И теперь выжидал удобный момент для атаки. «Совсем как паук», — мелькнула неуместная мысль…

Альгваринпаэллир навел за свою жизнь немало мороков. Он распознавал их и мог создавать сам — потому Цемра Темнейшая просто появилась перед драконом, даже не пытаясь одурманить его иллюзией. Просто в образе большого черного паука. Обычного паука. И заговорила очень по-простому:

— Что же ты, дядя Паша, пенек трухлявый? Плавал бы тихо по озеру, мужичков развлекал. Туристов. Не сиделось тебе?

— Я…

— Ну что — я? Напомнить тебе, как бежал от меня, бросив свою стаю? Эльфу, наверное, наплел семь мешков драконьей мудрости — и почему ты в этом мире, и кто тебе крыло сломал… да? Старый враль. Старый глупец. Старый.

Приблизилась, шевельнула жвалами.

— В общем, так — скройся с глаз моих, не мешай. У тебя будет вдосталь времени, чтобы валяться на бережку да лакомиться рыбкой, обещаю. Ты не боец, старик, и никогда им не был. А последний из своего рода, потому что трус. Вон отсюда. Иначе — умрешь.

На Альгваринпаэллира было жалко смотреть. Проклятая память, от которой он так хотел избавиться, жгла сердце хуже паучьего яда, давила на спину неподъемным грузом. Предатель. Ничтожество.

«Ну что я могу сделать? Она сильнее, все правильно, выпьет и не подавится. Надо уйти, отступиться. Да я вообще тут ни при чем — что мне эльфы, люди? Приспособлюсь, все уладится. Какая-нибудь из складок да уцелеет…

Я не хочу умирать!»

Заискивающий, дрожащий голосок внутри лепетал успокоительные оправдания; но память, беспощадная, абсолютная память дракона, плюнула огнем — и он снова увидел, как наяву, смельчака Гвархарда, бросающегося в безнадежную атаку на восьмилапые полчища, тихоню Найигара, бившегося с переломанными крыльями над павшим другом, и Вайрин… О золотокрылая, звездноглазая Вайрин!

Не забыть. Не простить. Не пережить и даже не умереть. Только Чертоги, Чертоги, щедро дарованные эльфом.

Внутри заклокотала, загудела ярость. Черно-багровым вырвалась из пасти, сверкнула в глазах расплавленная магма.

— Ну-ну, не пыхти, — засмеялась-заскрежетала Цемра. — Кого пугаешь? Да ты даже не долетишь до меня, инвалид!

И в этот момент эльф на спине Альгваринпаэллира стиснул колени на широкой шее и запел.

Отвратительный хриплый вой оглушил Мастера Войны — и он снова мог дышать.

Он не знал, что Тайтингиль сейчас наносит первый удар, вкладывая всю силу своей сути, всю любовь к жизни, всю ненависть к мерзкому порождению хаоса; что взбешенный дракон расправляет крылья, отражения которых умножаются в отсветах различных измерений, и поток черного пламени сжигает паутину, отбрасывает кричащую от боли многоногую тень. Не знал.

Но почувствовал — свободен. Доли секунды на самодиагностику — цел, функционален. К бою! Вздох сзади — опять этот бесполезный?

— …Лед, опять лед… Нет, я не хочу! Тай… Тайтингиль, пожалуйста! — Крик зазвенел, отражаясь от стен рубки. Метался, высекая многократное эхо, невозможное тут, внутри корабля.

Битва. Лед. Эльфы. Смерть.

Далекая фигурка женщины росла, нависала, с навязчивым цокотом перебирала паучьими лапками.

— Умрешь… Все равно умрешь… Подо льдом… И ничего больше… — скрежетали жвалы.

Тонуть снова и снова было страшно.

Мастер Войны понял — он оказался внутри чужого кошмара. Вот его кошмара: Котов, легкомысленный и беззаботный проныра, сейчас плакал — молча. Слезы скатывались по бледному лицу тысячекратно гибнущего орка.

Хотелось вскочить с пилотского кресла и тотчас залепить затрещину, встряхнуть, заорать. Сбить с него позорные, постыдные слезы. Было невыносимо смотреть, как кто-то подле тебя вмиг становится жалким. Невыносимо.

Воины империи Йертайан не позволяли себе малодушия и слез. Совсем юные девочки и мальчики по слову Мастера Войны шли на таран вражеских кораблей не дрогнув.

Кораблей, в которых сидели такие вот враги — люди, принимавшие удар тоже без сомнения и страха.

Это была война.

Мирный, слишком мирный Котик сдался легко. Сразу.

— Она поймала меня, — раздался тусклый, равнодушный голос, — держит, не отпускает. Тайтингиль меня бр-р-росил… Я умираю. Больно. Холодно. Лед.

— Если уж он не бросил меня тогда, — проговорил Мастер Войны, — то тебя не бросит точно. Витязь с тобой. И твоя женщина.

— Женщина? — сквозь слезы оробел Котов.

— Да, — врастяжку произнес звездный воитель. — Та северная женщина. Прекрасная. Больша-ая. Я видел, как с утра у тебя дрожали ноги.

— Ну и неправда!

— Я читал эти ваши сказки. Про сына королевы, который целовал животное… — Мастер Войны выверял каждое слово. Каждое. Будто шел по тонкому черному льду к барахтающемуся, тонущему орку. Невесомый, легкий, он с каждым шагом оказывался ближе.