Эта замена социальной работы на машинную возможна благодаря успеху деклараций Google и тому факту, что Google проложил путь к господству надзорного капитализма в сфере разделения знания. Удобно устроившись, Google может наблюдать за тем, что прежде было ненаблюдаемым, и знать то, что раньше было непознаваемым. В результате компания может делать то, что раньше было невозможно сделать: обойти социальные отношения в пользу автоматизированных машинных процессов, которые стимулируют поведение, способствующее достижению коммерческих целей. Когда мы превозносим недоговор, как это делают Вэриан и другие, мы превозносим асимметрию знания и силы, которые и создают эти новые возможности. Недоговор – это указатель, который будет напоминать нам о наших ориентирах, пока, в оставшихся параграфах этой главы, мы будем подбираться к более ясной картине растущих амбиций надзорного капитализма в присоединении «реальности» к царству покоренного им человеческого опыта.

Трудно удерживать ориентиры, когда все вокруг тебя их теряют. Переход к повсеместной компьютеризации, «когда повсюду датчики», будет не «постепенным», пишет Парадизо, а «революционным фазовым сдвигом, во многом сходным с появлением всемирной паутины»[591]. И этот «фазовый сдвиг», который понимается его архитекторами как универсальное противоядие от неопределенности, ожидается с абсолютной предсказуемостью. Парадизо в этом не одинок. Напротив, риторика неизбежности настолько «повсеместна», что в рамках технологического сообщества ее можно считать полноценной идеологией неизбежности (inevitabilism).

Чувство абсолютной уверенности, пронизывающее ви́дение Парадизо, давно признано ключевой чертой утопизма. В своем основополагающем труде по истории утопической мысли Фрэнк и Фрици Мануэль пишут:

Мануэли, как и многие другие историки, считают марксизм последней великой утопией современности[593]. В трудах Карла Маркса есть сотни мест, раскрывающих его вариант идеологии неизбежности. В самом первом разделе «Манифеста Коммунистической партии», опубликованного в 1848 году, Маркс говорит следующее: «Она [буржуазия] производит прежде всего своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны»[594].

До появления современной утопии этот жанр был в значительной степени представлен фантастическими рассказами об изолированных очагах человеческого совершенства, обнаруженных в экзотических горных районах, скрытых долинах или на далеких островах. Современные утопии, такие как марксизм, уходят от этих сказок, обращаясь к «преобразованию всего человеческого рода» на основе рациональных системных взглядов, «охватывающих весь мир». Не довольствуясь ролью простых фантазеров, современные утописты тяготеют к тотальному и обобщающему мировоззрению, пророчеству о «неизбежном конце, к которому движется человечество»[595].

Сегодня к Марксу и другим современным утопистам присоединяются проповедники повсеместной компьютеризации. Они постулируют новый исторический этап, вроде «революционного фазового сдвига» Парадизо, в ходе которого все общество реконструируется на основе новой и лучшей модели. Несмотря на тот факт, что неизбежность противоположна политике и истории, апостолы «аппарата» регулярно используют исторические метафоры, которые придают видимость глубины и серьезности их притязаниям. Возникновение «аппарата» подается как начало новой «эпохи», «эры», «волны», «фазы» или «стадии». Подобный исторический антураж призван передать бесполезность противостояния категорически неизбежной поступи повсеместной компьютеризации.

Главный оплот идеологии неизбежности – Кремниевая долина. Среди лидеров высоких технологий, экспертов-профессионалов и в специализированной литературе, по-видимому, царит полное согласие относительно того, что в ближайшем будущем все будет подключено к сети, познаваемо и управляемо: повсеместная компьютеризация и ее последствия в плане тотальной информации – это часть символа веры.

Неудивительно, что руководители Google – страстные приверженцы идеологии неизбежности. Это становится понятно, например, из первых же предложений книги Шмидта и Коэна «Новый цифровой мир» (2013): «Скоро все на Земле будут подключены к сети», пишут они. Чтобы довести до читателя этот новый железный закон, который с необходимостью приведет к экспоненциальному росту интернета и вычислительных мощностей, они привлекают так называемые предсказательные законы, такие как «закон Мура», и «фотонику»[596]. И ниже: «Коллективная выгода от обмена человеческим знанием и творческой энергией растет экспоненциально. Информационные технологии будут столь же повсеместны, как электричество. Они станут… обыденными»[597]. Эти положения книги вызвали определенную критику, и авторы дали ответ своим критикам в послесловии к новому изданию: «Но стенания по поводу неизбежного роста размеров и влияния технологического сектора отвлекают нас от действительно важного вопроса Многие из обсуждаемых нами перемен неизбежны. Они вот-вот настанут».