Спустя некоторое время послышался топот: это охрана наконец-то догнала своего государя – несколько касимовских татар и пятеро казаков Корелы вместе с атаманом. Воины тут же спешились, отпустили подпруги, стали выхаживать вымотанных скакунов. Старшие дозоров направились к царю.

– Дмитрий Иванович, ты чего?! – вышел вперед, за корягу, атаман Корела.

– Моя жена шлюха, Андрей! – выдохнул мужчина. – Моя жена есть поганая польская шлюха… Я покорил для нее величайшую державу, я выстроил для нее трон, я сделал ее царицей! А она оказалась мелкой, грязной шлюшкой…

– Хочешь, мы отрубим ей голову? – с готовностью предложил Корела.

Дмитрий поднял на него взгляд, и атаман сразу все понял.

– Ох уж эти бабы, – присел он рядом с царем. – И жить с ними нельзя, и убить рука не поднимается. Может, хоть Заруцкого тогда зарубить?

– Его казаки – это четверть нашей армии. Если они захотят отомстить, у нас в Калуге такая смута начнется… Что поляки умрут от восторженного хохота.

– Я вижу, Дмитрий Иванович, в тебе заговорил государь!

– Из меня никудышный государь, Андрей, – покачал головой царь всея Руси. – Те, кого я милую, пытаются меня убить. Те, кого возношу, предают. Те, кого нанимаю, начинают мною командовать. Я обещал не проливать русской крови, но в моей державе четвертый год творится резня. Я обещал сделать страну свободной, и она оказалась в польском и шведском рабстве. Я обещал сделать ее богатой, но в иных краях уже жрут от нищеты собак и лягушек. Я обещал сделать ее образованной, и в ней закрылись последние приходские школы. И даже моя собственная жена оказалась обычной польской шлюхой!!! – Он ударил себя кулаком по колену. – Из меня не получилось правителя, атаман. Даже самого плохонького. Похоже, царем мало родиться, и им невозможно стать по книгам. Царем можно только вырасти!

В этот раз Андрей Корела предпочел промолчать.

– Ты помнишь, атаман, в чем я поклялся присягнувшей мне царской армии? – вздохнул Дмитрий Иванович. – Я пообещал им всем, стрельцам и боярским детям, что они никогда не пожалеют о своем выборе! Когда сейчас я вспоминаю эту свою клятву, мне хочется пойти и утопиться.

– Не надо топиться, государь, это большой грех, – внезапно сказал стоящий за спиной царя Петр Урусов. – Коли хочешь умереть, скажи мне, я тебя зарежу!

Дмитрий и Андрей одновременно повернули к татарину головы, и тот пожал плечами:

– Воля государя – закон. Самоубийство – грех.

– Я полагаю, это была шутка? – мрачно предположил атаман.

– Смотри, татарин, ты сам предложил, – еще более зловеще скривился сын государя Ивана Васильевича и поднялся на ноги. – Что-то я продрог. Дайте мне сухой плащ и лошадь с сухим седлом и давайте возвращаться.

Спустя шесть часов все они, втроем, сидели в жарко натопленной горнице у сонного воеводы Дмитрия Трубецкого и пили горячее вино, закусывая его яблоками и грушами, вылавливая фруктовые дольки из густой сладкой патоки.

– У меня больше нет жены, Дмитрий Тимофеевич, – негромко поведал царь всея Руси, – я больше не жду ребенка и не желаю быть государем. И я не хочу, чтобы блудливая полячка считалась правительницей Русских земель. Из меня никчемный государь, воевода. Жалко, что я понял это слишком поздно. Но у меня все равно остается долг перед предками, создавшими православную державу и возвеличившими ее. Я знаю, что меня недолюбливают в Нижнем Новгороде и ненавидят в Рязани. Но я также знаю, что они желают изгнания ляхов и шведов с Русской земли не меньше меня. Раз только я один мешаю русскому единению и русской победе, то пусть меня не станет! Напиши в эти города, что я умер. Предложи им объединить армии и разгромить захватчиков. Перестав убивать друг друга, мы с легкостью управимся с иноземной напастью.

– Как это умер? – не понял боярин.

– Поехал на охоту и был зарублен злыми татарами. На такие мелкие кусочки, что и опознавать оказалось нечего. Погиб, умер, исчез!

– Но как же… Как быть с тобой?

– Когда я уходил из дома своего воспитателя, Дмитрий Тимофеевич, – признался Дмитрий, – то Григорий Васильевич открыл мне одну тайну. После беды в Угличе мой дядюшка Афанасий сделал для меня вклад в английское торговое дело. На тот случай, коли тайна моя откроется и придется бежать. Дабы я от нищеты не страдал в скитаниях своих. Давно бы сии сокровища потратил, но за ними за море плыть надобно. Вестимо, настала пора воспользоваться дядюшкиной закладкой. Так выйдет лучше всего и для меня, и для всей моей державы.

– Англичане обманут, недорого возьмут, – пробормотал воевода и тоже потянулся к вину.

– На такой случай ты мне из казны немного золота отсыплешь, Дмитрий Тимофеевич, – слабо улыбнулся царь всея Руси. – Ты ведь пожертвуешь на благое дело немного казенных денег?

– Казенная казна – твоя казна, государь, – задумчиво пригладил бороду воевода.

– Вот и договорились, – облегченно вздохнул Дмитрий Иванович. – Ну что, Андрей, поедешь со мной за море?

– Куда же мне деваться, государь? – пожал плечами атаман. – Я матери твоей поклялся за тобой до смерти приглядывать.

– А ты, Петр?

– Не поплыву, – мотнул головой татарин. – Дикие люди, холодные города, чужая вера. Коли ты уходишь, то я в степь уйду.

– Дело твое, Петр, – кивнул Дмитрий. – Неволить не стану. Ну, коли дело решено, станем собираться.

* * *

Путь в заморскую державу путники выбрали самый простой: на север до Ивангорода, а там сесть в порту на корабль, и прямо на остров. Ватага атамана Корелы, узнав о планах государя, уменьшилась почти впятеро – уплывать в далекие края захотелось немногим. Однако даже полусотня всадников с пиками и саблями при небольшом обозе все равно отбивала охоту задавать вопросы у вооруженных отрядов, что иногда попадались путникам на дороге. На постоялых дворах нос в дела проезжих тоже не совали. Раз люди исправно платят за постой – значит народ честный. Чего попусту любопытствовать?

К Рождеству Христову Дмитрий Иванович со свитой наконец-то добрался до Ивангорода и снял небольшой дом под крепостной стеной. И приготовился скучать. До весны и прихода первых кораблей надобно было ждать еще не меньше трех месяцев. А коли весна припозднится, то и четырех.

Однако поскучать не удалось. В феврале шведы накидали на полной промоин лед Наровы жердяных щитов, перешли реку и обложили город заслонами, стреляя из пушек по восточным воротам и требуя впустить королевского коменданта – «по уговору с русским царем Василием».

Ивангородцы в ответ ругались и ворот не открывали. Шведы требовали покорности и тревожили покой горожан редкими выстрелами. Они явно никуда не торопились и хотели заполучить крепость неповрежденной.

Дмитрий Иванович наблюдал эту картину два месяца, поначалу удивляясь смирению горожан перед подобной наглостью, потом злясь, а к концу марта начал приходить в бешенство.