С того момента, как сражение закончилось, Эфиальт знал, что должен как-то наладить отношения с Кимоном. В конце концов, он сражался наравне с другими и был ранен. Теперь, одержав великую победу, они могли бы отбросить любые мелкие разногласия и начать все сначала. Однако его охранник столкнулся с резкими и презрительными замечаниями в свой адрес. И теперь, пока стратег собирался с мыслями, щеки его пылали от негодования.

– Что ж, это твое решение, – сказал он. – Надеюсь, когда мы вернемся, собрание с ним согласится.

Вот так. Пусть теперь подумает. Эфиальт принял надменное выражение, с которым и встретил пристальный взгляд Кимона.

– Это угроза, стратег?

– Вовсе нет. Если только ты не отказываешь собранию в его правах. Мы вернемся в Афины, и народ разберется, кому воздавать почести, а кому выносить порицание. Так ведь уже было после Саламина? Будет проведено расследование, будут вызваны свидетели, которые расскажут все, что они видели. Полагаю, некоторых удивит, что ты освободил пленных, но это может подождать. Ничего еще не закончилось.

Эфиальт заставил себя добавить позитивную ноту, внезапно осознав, что прямо сейчас было бы лучше, если бы Кимон не принимал его за врага. Армии теряют людей каждый день – на море и на суше. Ранения ведут к лихорадке и смерти, не говоря уже о дезертирстве и боях, так что у человека на войне есть сотня возможностей не вернуться домой. Именно так Эфиальт справился бы с ситуацией, если бы они с Кимоном поменялись местами. Он уже подозревал, что с этого момента придется вести себя осторожнее и, конечно, держать рядом с собой Аттикоса. Из-за него не нужно было беспокоиться. Аттикос понимал, что ему лучше оставаться рядом со стратегом.

Кимон как-то странно посмотрел на Эфиальта и уже начал отвечать, но увидел приближающихся Перикла и Эпикла и, позабыв об Эфиальте, повернулся к ним. Оба выглядели до крайности измученными, особенно Эпикл, который едва держался на ногах и чуть ли не засыпал на ходу. Будучи самым старшим из всей компании, он все же нашел силы, чтобы бросить на Аттикоса сердитый взгляд.

– Опять ты? – буркнул Эпикл.

Аттикос, довольный тем, что его знают и боятся, подмигнул ему:

– Как театр? Все перестроено?

Эпикл скривился, как будто попробовал что-то отвратительное, но отвечать не стал и отвернулся.

Перикл тоже заметил Аттикоса, и улыбка на его лице сменилась неприязненной гримасой.

Эфиальт покачал головой.

– Мы ведь победили, – громко сказал он. – Почему же так много сердитых лиц? Уверяю вас, выступая перед собранием, я обо всех отзовусь хорошо.

Он улыбнулся, довольный своей сообразительностью. Кимон и Перикл переглянулись и согласно кивнули.

– Сколько у нас кораблей на плаву? – спросил Кимон.

– Мы потеряли около дюжины, которые невозможно восстановить. Еще двадцать можно привести в порядок в хорошем порту. Их стоит подлатать и отбуксировать домой. Так говорит Анаксагор, а он в этих вещах разбирается, и я ему верю. Если удастся разместить экипажи на исправных кораблях и если нам повезет с погодой, то мы сумеем доставить их домой. Все, что надо, это пара человек на рулях и впередсмотрящий. Чем легче, тем лучше, я думаю.

– Хорошо. Это больше, чем я надеялся. Сейчас недостаточно светло, чтобы начинать посадку. Передай мой приказ – разбить лагерь. Еды у нас мало, но есть река, можно умыться. Дел хватит до утра, а утром будем собираться.

– Подожди… разве мы не продолжим? – перебил его Эфиальт. – Половина их армии убегает отсюда. Ты собираешься их отпустить?

Кимон стиснул зубы, но ответил осторожно, понимая, что его слова могут быть повторены перед афинским собранием.

– Мы сожгли их флот и разбили их армию, но у меня нет ни людей, ни припасов для похода вглубь персидской территории. Моя задача состояла в том, чтобы сломить, сжечь и уничтожить силу, которую они собрали в этом месте. Цель достигнута. Ни собрание, ни Делосский союз не давали мне приказ о вторжении в империю.

– Тем не менее мне представляется неразумным отказываться от преимущества, которое дает нам эта позиция, – увлеченно продолжил Эфиальт. – Почему бы не задержаться хотя бы на день и не пройти немного дальше? Кто знает, что нас там ждет?

– Можешь попробовать, стратег, – холодно ответил Кимон. – Но я больше не рискну ни одной жизнью без веской причины. И как наварх флота приказываю выйти в море. И вот что еще, стратег Эфиальт. Я заменю команду на твоем корабле. Твои плохо обучены и недисциплинированны. Ты отстаешь при каждом маневре.

– Однако именно я возглавил высадку, – напомнил Эфиальт.

Аттикос снова фыркнул.

– И был наголову разбит, – сказал Перикл.

Эфиальт посмотрел на него. Да, конечно, Перикл поддерживает Кимона. Они же все свои. Все друг за друга. Так же и Кимон освободил македонского царя да еще и подмигнул ему, и улыбнулся. Вот как устроен их мир.

– Я считаю, что, несмотря на подавляющее превосходство врага, моя команда показала себя хорошо, – сказал Эфиальт. – Я бы предпочел, чтобы мои люди остались со мной. Если их у меня отберут, это будет против моей воли, и я буду вынужден по возвращении домой подать жалобу. В дополнение к остальным моим показаниям.

Приняв задумчивый вид, он поскреб ногтем нижнюю губу и прибавил:

– Мне вот интересно… Надеюсь, это неправда. Это ведь не из-за того, что тебя покинуло самообладание? Возможно…

Кимон, не ожидавший такого выпада со стороны стратега, усмехнулся, хотя ничего даже отдаленно похожего на смех в этом звуке не было. Перикл услышал в нем боль.

– Мой отец сражался при Марафоне и в стремлении наказать персов получил рану, которая его убила. Я сражался при Саламине и видел, что людей там утонуло больше, чем выжило. Вот сколько, Эфиальт! Они барахтались там вместе. Персы. Греки. Я был на Кипре, когда он стал нашим. Я был навархом флота. Эта река, Эвримедонт, вода в ней красная и черная – от угля и пепла. Нет, мы закончили здесь. Иди куда хочешь, а я сегодня достаточно насмотрелся на смерть.

Эфиальт молчал. Он видел перед собой настоящее, открытое чувство и ненавидел Кимона в этот момент. Ему требовалось подтверждение своего представления об эвпатридах как о людях неглубоких, слабых и изнеженных. Не таких. Он попытался найти что-то еще, чем можно было бы уязвить благородного сына Афин.

– Когда ты отпустил царя Македонии после сражения, я и подумать не мог, что ты уведешь армию и флот в самый момент нашего триумфа. Он что-то предложил тебе, архонт Кимон? Ты разговаривал с ним, когда я подошел. Что обещал тебе этот царь и союзник персов?

– Ах ты неблагодарный сучий сын! – прорычал