— Ты вот чего, про башли не тужи, — достал бугор три сотенные. И, положив перед женщиной, добавил: — Я иногда навещать буду. Принесу грев. И бабу одну, очень файную, к тебе пришлю. Чтоб помогла на ноги встать, одыбаться. Мне на рыбалку скоро уходить. Но как в селе буду — нарисуюсь.

Филин, заметив, что Зинка отвлеклась на игрушки, наскоро попрощавшись, убежал из дома.

По дороге все удивлялся, как эта баба упрямо не хотела брать у него деньги. Еле заставил.

В бараке он узнал, что фартовые уехали на заимку. Обещали вернуться через два дня. Так что у бугра есть время отдохнуть немного, прийти в себя, забыться от чужих забот. Филин, завалившись на шконку, проспал до вечера. Как хорошо, что никто не дергает за рукав, не требует сказку иль молока! Никому не надо мыть сопливую рожицу и заставлять обуваться. Не надо кормить, баюкать, поить на ночь чаем. Сам себе хозяин! Свободен как ветер. Времени появилась прорва!

Филин пошел в столовую. Но что это? Рука сама потянулась вниз, ища по привычке детскую ручонку. Но там пусто, холодно, как раньше, как всегда…

Бугор сел за свой стол. Но стул Зинки пуст. И не полез кусок в горло.

«А хавала она? Да черт! Что это я, в самом деле? Привык, как сявка, к оплеухам! Уже и пожрать один не могу! — ругал себя бугор. И вспоминал: — За мамку, за меня, за кентов, за фартовых! — совал в рот девчонке кашу, ложку за ложкой. Та глотала, боясь перечить. — Кто ее нахарчит теперь? Эта развалина? Надо к Горилле. Он поймет. И Ольга… Хоть первое время поддержат. Приглядят».

И, не доев ужин, зашагал к знакомому дому.

Долго объяснять не пришлось. Филина поняли с полуслова, Ольга тут же поставила в сумку банки с молоком, сметаной, ряженкой. И, дав в руки бугру, сказала:

— Отнеси.

— Не могу я. Ты уж по-бабьи. А я там на что? Лишний, зачем девчонку беспокоить? Пусть отвыкает.

— Я завтра приду. А сегодня — сам занеси, — попросила Ольга.

Филин вошел в дом без стука. Как прежде. Тихо отворил дверь. Вдруг повезет и мать с дочерью спят? Оставит сумку и уйдет. Но не тут-то было.

Едва он появился в дверях, Зинка вихрем оторвалась от материной койки, повисла, подпрыгнув, на шее Филина.

— Я знала, что ты придешь! Я так ждала тебя! Я маме про тебя говорила! Это ж правда, что ты Дед Мороз? Только живой! Не из снега! Тебя мне тайга прислала. Насовсем! И ты не растаешь!

Филин поставил сумку. А Зинка все лопотала без устали. Она успела соскучиться…

Женщина сидела в кровати уже причесанная. Переоделась. Успела умыться. Увидев Филина, улыбнулась как доброму старому знакоМому:

— Знаете, я даже отдохнула. Оказывается, это совсем неплохо. Просто надо уметь беречь силы. А я того не знала.

«Откуда в тебе силы, дохлый хвост?» — подумал Филин. И, указав на банки, предложил:

— Тут вот харч. Бабный. И Зинке это надо. Каждый день приносить вам буду. От пуза. Ешьте до усеру. Чтоб силы были.

— А сколько мы должны будем? — испуганно смотрела на сумку баба.

— Захлопнись, дура! Кому твое надо? Нагуляй хоть кожу. Себя на парашу не дотащит, а тоже, про башли трехает!

— Послушайте, как вас зовут? Почему вы так грубите мне? Разве я обидела или унизила? Спасибо вам за помощь. Но не надо, не заслужила я оскорблений.

— А я и ничего! Кого я поливал? Ни разу не трехнул лишнего.

— За что же меня дурой назвали?

— А чтоб про башли не трепалась много! Ишь, заноза, обиделась, фря. Да иди ты… В верзоху, — ругнулся Филин и, вытащив деньги из сумки, повернулся к двери.

— Подождите. Я и так слишком обязана вам за дочь. Дополнительные заботы меня стесняют. Мне не на кого рассчитывать. И я не могу принимать помощь за спасибо. Не приучена так. Извините. Но больше не надо. Я сама…

— Что сама?! Когда одыбаешься — на здоровье! Не зайду! А пока вот ешьте, поправляйтесь и ни о чем не думайте, понятно?

— Много времени и средств отнимаем.

— А куда мне их девать? — рассмеялся бугор настырству женщины.

— Зина без вас не ест. Помогите, — попросила она.

— Зинка! А ну, шлёндрай сюда! — позвал Филин и открыл банку сметаны.

— Я мясо хочу, — запротестовала девчонка.

— Обожди! Сейчас будет! — захозяйничал бугор, как у себя в хазе.

Накрыв на стол, усадил обеих. Сам присел. Зинка по привычке открыла рот.

— За маму, — положил Филин ей в рот кусок мяса. Девчонка живо справилась с ним. — За тебя! — разинула рот вторично.

Женщина засмеялась тихо, искренне. Взглядом поблагодарила бугра.

В тот вечер он надолго задержался в доме почтальонки. Ее звали Марией. Они незаметно разговорились, разоткровенничались.

Успокоенная их беседой, уснула на руках фартового девчонка.

Пора было уходить. Время позднее. Но почему-то не хотелось.

«Экая хилая с виду. А гляди, сколько вынесла! И не спаску- дилась, не скурвилась! Выжила! И не уронила в грязь ни имя, ни честь свою. Вот это баба!» — молча удивлялся Филин.

Далеко за полночь он уложил Зинку в постель и ушел в барак, пообещав Марии наведываться как можно чаще.

Но следующие два дня готовился к предстоящему лову. Потом из заимки вернулись кенты. Пока поговорили, сдали пушнину, капканы, подкупили продукты, времени не осталось.

Ранним утром, едва чей-то охрипший петух прокричал зорю, поехали условники из Трудового на полуторке. Вместе с продуктами, палатками, котелками.

Машина проезжала по спящим улицам, вздрагивая бортами на выбоинах. Все занавески на окнах были плотно закрыты. Лишь старухи выходили подышать на воздухе, просушить сараи.

Когда вернется в село бригада? Всем ли повезет? Ведь работать на лову никому не приходилось. А раз туда послали условников, да еще фартовых, законников, значит, добра не жди…

Все ли они вернутся в село по осени? Оглядывались мужики и бугор.

Чья-то рука махала вслед машине. Значит, кого-то в селе будут ждать.

Филин никак не мог уснуть в промокшей палатке. Дождь лил который день! Серый, как слезы сявки. И небо без единого просвета. Оно, казалось, повисло на плечах. Мокрое, холодное, пузатое.

Корюшка… Навага… Даже мойву ловили условники. Сами насквозь пропахли рыбой. Казалось, вместо рук и ног от постоянной ухи у всех плавники вырастут.

Бугру даже тошно подумать о предстоящих обедах и ужинах. Сначала будет уха, потом рыба жареная. Напоследок чай. Тоже пропахший рыбой, как одежда и палатки.

Единственно, корюшка огурцами свежими пахла. Словно, прежде чем в мордухи попасть, в материковских ресторанах всю закусь схарчила. А потом дразнила мужиков запахами деликатесов. Оттого законники ночами просыпались.