Дрю взял трубку (старомодную, в форме гантели, такую же черную и на удивление тяжелую), услышал четкий непрерывный гудок и набрал номер мобильного Люси.

– Я на месте, – сказал он. – Все нормально.

– Хорошо. Как дорога? Как дом?

Они чуть-чуть поболтали, потом он поговорил со Стейси, которая только-только вернулась из школы и потребовала, чтобы ей дали трубку. Затем Люси отобрала у нее телефон и напомнила Дрю, чтобы он поменял сообщение на автоответчике, потому что от старого сообщения ей жутковато.

– Я, конечно, попробую, но не факт, что получится. Может быть, в семидесятых это было последнее слово техники, но с тех пор миновало полвека.

– Ты уж постарайся. Видел каких-нибудь диких животных?

Он подумал о маме-лосихе. Как она стояла, наклонив голову, и явно раздумывала, затоптать его до смерти или нет.

– Только пару ворон. Слушай, Люси, я хочу разобрать вещи, пока не стемнело. Я позвоню позже, ага?

– Давай в половине восьмого. Как раз Брендон вернется домой, сможешь с ним поговорить. Он в гостях у Рэнди. Сказал, там и поужинает.

– Хорошо.

– Еще что-нибудь скажешь?

Ему показалось, что в ее голосе промелькнула тревога. Хотя, наверное, действительно показалось.

– Нет. Все спокойно. На Западном фронте без перемен. Люблю тебя, милая.

– Я тебя тоже люблю.

Он положил смешную старомодную трубку на место и сказал, обращаясь к пустой комнате:

– Хотя нет, погоди. Тут же было одно происшествие. Старый Билл застрелился прямо у нас во дворе.

Он сам поразился, услышав свой смех.

9

Дрю перетащил из машины все вещи и закончил их разбирать уже в седьмом часу. К тому времени он изрядно проголодался. Он попытался открыть кухонный кран, который долго шипел и пыхтел и наконец выдал несколько судорожных порций мутной воды. Впрочем, вода быстро очистилась и потекла ровной струей с хорошим напором. Дрю наполнил кастрюлю, включил плиту (низкий гул большой конфорки напомнил ему о прежних трапезах в этом доме) и стал дожидаться, когда вода закипит и можно будет сварить спагетти. Соус у него был. Люси положила в одну из коробок с едой бутылку «Рагу». Он сам бы точно забыл.

Он подумывал, не разогреть ли банку горошка, но решил, что не надо. Сейчас он как будто в походе и питаться будет по-походному. Но без алкоголя; он не привез ничего из спиртного и ничего не купил в «Большом 90». Если работа пойдет хорошо, как он и рассчитывал, то можно будет вознаградить себя упаковкой пива, когда он в следующий раз поедет за едой. Может быть, он еще купит что-нибудь для салата, хотя у него было стойкое подозрение, что ассортимент овощей в магазине у Роя Девитта ограничивался попкорном и приправами для хот-догов. Возможно, где-то в подсобке завалялась одинокая банка квашеной капусты для покупателей с экзотическими пищевыми пристрастиями.

В ожидании, когда закипит вода и разогреется соус, Дрю включил телевизор. Он думал, что на экране будет только «снег», но появилось синее поле с надписью: «ПОДКЛЮЧЕНИЕ ДАЙРЕК-ТВ». Он сомневался, что подключение состоится, но оставил телевизор в покое. Пусть делает свое дело. При условии, что он вообще что-то делает.

Дрю рылся в ящиках буфета, и тут у него за спиной раздался громкий голос Лестера Холта. От неожиданности он вскрикнул и уронил дуршлаг, который только что нашел. Обернувшись к экрану, он увидел знакомую студию вечернего выпуска новостей Эн-би-си. Картинка была ясной и четкой. Лестер рассказывал о последних несуразностях Трампа и как раз передавал слово Чаку Тодду для разбора грязных подробностей, когда Дрю схватил пульт и вырубил телевизор. Приятно знать, что телевещание исправно работает, но у него не было никакого желания засорять себе мозг Трампом, налогами и терроризмом.

Он сварил целую пачку спагетти и съел почти все, мысленно представляя, как Люси грозит ему пальцем и говорит – в который раз – о растущем брюшке. Так же мысленно Дрю напомнил ей, что не обедал. Он вымыл посуду, размышляя о маме-лосихе и самоубийстве. Можно ли их использовать для «Биттер-Ривер»? Лосиху, наверное, нет. Самоубийство – может быть.

Все-таки Франзен был в чем-то прав, когда говорил о времени, предшествующем началу работы над большим романом. Это и вправду хорошее время, потому что все, что ты видишь и слышишь, можно так или иначе использовать в книге. Все податливо и послушно. В уме можно выстроить целый город, не раз перестроить его и сровнять с землей – пока принимаешь душ, бреешься или сидишь в туалете. Но когда начинаешь писать, все меняется. Каждая написанная тобой сцена, каждое написанное слово хоть немного, но ограничивает дальнейшие возможности. И постепенно ты превращаешься в корову, бредущую по узкому коридору без ответвлений, бредущую прямо к…

– Нет, все не так, – произнес он вслух и снова вздрогнул при звуке собственного голоса. – Совсем не так.

10

В лесной глуши темнеет быстро. Дрю зажег в нижней комнате все лампы (всего их было четыре, и все, как на подбор, с совершенно кошмарными абажурами) и взялся за автоответчик. Он дважды прослушал старое папино сообщение. У него был замечательный папа, который ни разу в жизни не накричал на своих сыновей и не поднял на них руку (ором и рукоприкладством у них в семье занималась исключительно мама). Ему не хотелось стирать папино сообщение, это казалось неправильным, но он не нашел запасной кассеты для автоответчика, а просьба Люси не оставила ему выбора. Его собственный текст вышел кратким и по существу: «Это Дрю. Оставьте, пожалуйста, сообщение».

Сделав дело, он надел легкую куртку и вышел наружу, чтобы посидеть на крыльце и посмотреть на звезды. Его всегда поражало, как много звезд видно на загородном небе, где нет светового загрязнения, свойственного любому городу, даже такому относительно небольшому, как Фалмут. Бог пролил на небесный свод целый кувшин огней, а за этим разливом скрывается бесконечность. Загадочная расширенная реальность, не поддающаяся осмыслению. Налетел ветер, заставив сосны печально вздыхать, и Дрю вдруг почувствовал себя очень маленьким и очень одиноким. Его пробрал озноб, и он вернулся в дом, решив растопить печку на пробу, просто чтобы убедиться, что она не чадит.

По обеим сторонам от печки стояло по ящику. В одном лежала растопка, видимо, подготовленная Старым Биллом, когда он в последний раз приносил сюда дрова. Второй ящик был доверху набит игрушками.

Встав на одно колено, Дрю принялся их разбирать и нашел много всего. Старенькая тарелка-фрисби, которую он смутно помнил. Они с Люси и детьми играли в нее вчетвером и каждый раз хохотали, когда кто-нибудь запускал фрисби в кусты и ему приходилось лезть в заросли, чтобы ее забрать. Две куклы: Тянучка-Армстронг, с которым в совсем раннем детстве играл Брендон, и Барби (с неприлично оголенной грудью), явно когда-то принадлежавшая Стейси. Но остальные игрушки Дрю либо напрочь забыл, либо вовсе не видел раньше. Одноглазый плюшевый медвежонок. Колода карт «Уно». Россыпь бейсбольных карточек. Игра под названием «Бросай поросят». Юла, украшенная фигурками обезьян в бейсбольных перчатках. Когда Дрю завел эту юлу, она закружилась, пьяно покачиваясь и наигрывая мелодию «Отведи-ка меня на бейсбол». Она ему не понравилась. Обезьянки размахивали лапами, словно просили о помощи, а когда юла начала замедляться, музыка зазвучала как-то зловеще.