Дрю взял корзинку у входа.

– У вас есть свежее мясо и овощи?

– В морозилке хот-доги и гамбургеры. Может быть, пара свиных отбивных. И есть капустный салат.

Тоже своего рода овощ, подумал Дрю.

– Курица?

– Нет. Но есть яйца. Положите их в теплое место, может, и вылупятся цыплята. – Она рассмеялась собственной глупой шутке, явив миру зубы в коричневых пятнах. Значит, все-таки не жвачка. Жевательный табак.

Дрю в итоге набрал две корзины. «Найквила» не было, но был какой-то сироп от простуды и кашля под названием «Доктор Кинг». К этому Дрю добавил упаковку «Анацина» и «Порошок от головной боли от Гуди». Свой покупательский бум он завершил тремя банками куриного супа с лапшой (еврейского пенициллина, как его называла бабушка), пачкой маргарина и двумя буханками хлеба – белого и ноздреватого, явно промышленного производства, но, как говорится, нищие не выбирают. В ближайшем будущем ему виделся суп и горячий сэндвич с сыром. Отличный выбор для человека с больным горлом.

Женщина за прилавком принялась пробивать его покупки, ни на секунду не переставая жевать. Дрю завороженно наблюдал за движением гвоздя в ее нижней губе. Сколько лет будет маминому маленькому чудовищу, когда она тоже пробьет себе губу? Пятнадцать? Может, и вовсе одиннадцать? Он снова мысленно отругал себя за такие снобистские рассуждения – рассуждения, прямо скажем, сволочные, – но его возбужденный разум уже встал на рельсы ассоциаций. Уважаемые покупатели, добро пожаловать в «Уолмарт». Подгузники, вдохновленные малышами. Люблю мужчину, который жует табак. Каждый день – страница в твоем модном дневнике. Посадите ее под арест и отправьте…

– Сто восемь долларов и семьдесят центов, – произнесла продавщица, оборвав ход его мыслей.

– Мать честная. Что, правда?

Она улыбнулась, вновь показав зубы, которые лучше не видеть.

– Хотите делать покупки в здешней глуши, мистер… Ларсон, да?

– Да. Дрю Ларсон.

– Хотите делать покупки в здешней глуши, мистер Ларсон, приготовьтесь платить.

– А где Рой?

Она закатила глаза.

– Папа в больнице, в Сент-Кристофере. Подхватил грипп, к врачу не пошел, типа надо быть мужиком, и в итоге свалился с воспалением легких. Сестра сидит с моими детьми, а я, значит, колупаюсь в папином магазине. И скажу по секрету, сестра не особенно рада.

– Мне очень жаль. – На самом деле его совершенно не волновало самочувствие Роя Девитта. Его волновала засопливленная бандана Девитта. Его волновало, что он, Дрю, пожал руку, державшую эту бандану.

– А уж мне-то как жаль! К выходным обещают бурю, так что завтра тут будет полно народу. – Она вытянула два пальца, указав на покупки Дрю. – Надеюсь, у вас есть наличка. Терминал-то накрылся, а папа все забывал вызвать техника.

– Да, есть наличные. А что за буря?

– Северный ветер. Северяк, как говорят на «Ривьер-дю-Лу». Это квебекская радиостанция. – Квы-бекская. – Затяжной сильный ветер с дождем. Грянет уже послезавтра. Вы же сейчас обитаете в том летнем доме, в конце хреновой дороги?

– Да.

– Если не собираетесь засесть здесь еще на месяц, лучше пакуйте вещички и сегодня же возвращайтесь к себе на юг, мой вам совет.

Дрю вовсе не удивило подобное отношение. Он с таким сталкивался не раз. Здесь, в ТР, никого не волнует, что ты родился и вырос в Мэне; если ты не уроженец округа Арустук, тебя будут считать наивным болваном, не умеющим отличить сосну от ели. А если ты живешь к югу от Огасты, то ты и вовсе дремучий южанин и размазня.

– Со мной все будет в порядке, – сказал он, доставая бумажник. – Я живу на побережье. Мы там привычны к северо-восточным штормам.

Она посмотрела на него чуть ли не с жалостью:

– Речь не о северо-восточных штормах, мистер Ларсон. Речь о северяке, который идет из Канады, прямо из-за полярного круга. Говорят, температура с грохотом рухнет. Пока-пока, шестьдесят пять градусов. Привет, тридцать восемь[32]. А может, и ниже. И мокрый снег, летящий горизонтально на скорости тридцать миль в час. Если застрянете на хреновой дороге, то застрянете крепко.

– Со мной все будет в порядке, – повторил Дрю. – Я…

Он резко умолк. Он чуть было не брякнул: Я буду писать, как под диктовку.

– Что?

– Все будет отлично.

– Ну, будем надеяться.

15

На обратном пути – солнце светило прямо в глаза, так что к уже имеющимся симптомам теперь добавилась и головная боль – Дрю размышлял о засопливленной бандане. И о том, как Рой Девитт не стал обращаться к врачу и в итоге загремел в больницу.

Он быстро взглянул в зеркало заднего вида, но смотрел не на дорогу, а на свои красные, слезящиеся глаза.

– Я не свалюсь с долбаным гриппом. Работа в разгаре, болеть нельзя.

Ладно, но почему, бога ради, он пожал руку старого сукина сына, хотя сразу было понятно, что она вся в микробах? Которых, если как следует присмотреться, можно было бы разглядеть невооруженным глазом. И почему он потом сразу не вымыл руки? Ведь там же наверняка должен быть туалет. Господи, его дети знают, что надо мыть руки. Он их сам этому научил.

– Я не свалюсь с долбаным гриппом, – повторил он и опустил козырек. Чтобы солнце не светило в глаза.

Не светило? Или лучше «не било»? «Не било» вроде бы выразительнее, но насколько оно здесь уместно?

Весь остаток пути он размышлял о выборе слов. Когда он вошел в дом, на автоответчике мигал огонек. Звонила Люси, просила как можно скорее перезвонить. Он снова почувствовал раздражение: сколько можно стоять у него над душой?! Но потом понял, что дело, возможно, не в нем. Все-таки мир не вращается вокруг него одного. Может быть, кто-нибудь из детей заболел. Или с кем-то произошел несчастный случай.

Он позвонил Люси, и впервые за долгое время – наверное, впервые после «Деревеньки на холме» – они поругались. Не так люто, как в первые годы семейной жизни, когда дети были маленькими и вечно не хватало денег, но все-таки поругались довольно сильно. Она тоже слышала о надвигающейся буре (еще бы не слышала; она постоянно смотрела прогнозы погоды) и хотела, чтобы Дрю немедленно возвращался домой.

Дрю сказал ей, что это плохая идея. Очень плохая. Он наладил хороший рабочий ритм, и результат получается просто отличный. Если установившийся ритм собьется на день (а скорее всего не на день, а на два или даже три), книге это, наверное, не повредит. Но смена рабочей обстановки повредит наверняка. Он думал, Люси понимает, что писательский труд требует деликатного подхода – по крайней мере конкретно в его случае, – но, как оказалось, не понимает. Хотя за столько лет можно было понять.