Крейн нахмурился, пытаясь вынудить пьяный рассудок вообразить причину, по которой толстяк мог решить спасти его.

Впрочем, он почти сразу же сдался.

– Честно говоря, не знаю, – сознался он. – А ты?..

– Бернардетт Дин, – ответила она. Машина свернула направо на Мэриленд-парквей, и теперь они ехали с нормальной скоростью по кварталам с большими деревьями, уличными фонарями и старыми домами.

На сиденье между ними лежали две бейсболки; она взяла одну и привычным движением натянула ее на голову с затылка, так, что кепка собрала длинные черные волосы.

– Называй меня Нарди. И тоже надень кепку.

– И каким образом, – осведомился Крейн, послушно надевая бейсболку, – ты во всем этом замешана?

– Погоди минуту. Открой бардачок; там лежит что-то вроде мышиной шкурки – это искусственные усы. Прилепи их себе.

Крейн открыл бардачок. Усы напоминали, скорее, клочок лошадиной шкуры, и, когда он прижал их верхней стороной к небритой верхней губе, волоски закрыли рот. Он подумал, что стал теперь похож на Мавраноса.

Он развалился на сиденье, так что барабан револьвера уперся ему в тазовую кость.

«Нынче ночью на Фримонт-стрит пушки, куда ни глянь», – подумал он.

Мысль пробудила эхо в его мозгу, и он рассмеялся, негромко и горестно, поняв, что именно это обреченный англичанин имел в виду, когда сказал: «Ж’ть ск’лько п’шек».

– Мы объедем квартал «Фламинго» в темную сторону, – сказала Нарди, – чтобы удостовериться, что тебя не чуют.

Крейн вытер глаза манжетой рубашки.

– «Фламинго»… в темную сторону?..

– Против часовой стрелки, – пояснила она. – В старину говорили «против солнца», то есть против часовой стрелки – навстречу темноте. А наоборот будет «по солнцу», навстречу свету.

Крейн вспомнил, как Оззи именно этими словами велел ему и Арки поменять шины на «Сабурбане». Вот, значит, о чем говорил старик. Никчемная чушь. Он вздохнул и устроился поудобнее на сиденье с обивкой крысиного цвета.

– От тебя разит спиртным, – с явным изумлением сказала Нарди. – Крепким спиртным! Ты пьян?

Он задумался.

– Трезвее, чем был в казино. Но, в общем – да, я определенно пьян.

– Но кости все же привели меня к тебе, – задумчиво произнесла она. – Ты, наверно, биологический сын, не иначе. Любой из простых… честолюбивых претендентов, вроде моего братца, был бы навсегда дисквалифицирован за единственный глоток пива. Я никогда не пробовала спиртного.

– И не начинай, – посоветовал Крейн. Фонари монотонной чередой проносились над машиной, и его начало клонить в сон. – Это дело не для любителей. – Он увидел впереди огни «Продуктов и лекарств Смита», но, к счастью, Нарди свернула направо, на Сахара-авеню.

– Я не любитель, дружок, – сказала она столь яростно, что он невольно взглянул на тонкий профиль, озаренный очередным промелькнувшим фонарем. – Понял?

– Понял, – согласился Крейн. – И кто же ты?

– Я претендент. Послушай, я знаю, что ты недавно повстречался с фаворитом – червовой дамой. Я… почувствовала твое с ней соприкосновение в ночь понедельника. А сейчас ты изо всех сил вредишь себе – напился, чуть не позволил парням Нила Обстадта грохнуть тебя.

– Она мертва, – без выражения произнес Крейн. – Кто-то убил ее, червовую даму, сегодня утром.

Нарди Дин бросила на него острый взгляд.

– Сегодня утром?

– Да, рано утром.

Она моргнула, открыла рот и снова закрыла.

– Ладно, – сказала она. – Ладно, значит, ее в картине больше нет, так ведь? А теперь смотри, ты… – она испытующе взглянула на него, – ты знаешь, что происходит, верно? Что ты такое?

Крейн обмяк на сиденье, глаза его закрывались.

– Я сын злого короля, – ответил он. – Эй, послушай, давай-ка тормознем и возьмем выпивки.

– Нет. Разве ты не знаешь, что алкоголь ослабляет тебя, отдает тебя на милость Короля и валетов? У тебя отличный шанс свергнуть своего отца, а ты сам стараешься лишить себя этой возможности. – Она потерла лицо ладонью и с силой выдохнула. – Но необходима еще одна составляющая, которой у тебя нет.

– Диплом, – сонно отозвался Крейн, вспомнив кинофильм «Волшебник страны Оз». – Медаль. Доказательство.

– Королева, – нетерпеливо заявила Нарди. – Точно, как в холдеме, понимаешь? Чтобы войти, нужно иметь пару карт. В этом случае, короля и даму.

Крейн не забыл, что она назвала себя претендентом. Он попытался выпрямиться и пристально посмотрел на нее обоими глазами; поле зрения искусственного глаза почти угасло.

Левым глазом он отчетливо видел хрупкую женщину-азиатку, довольно миленькую в своей хорошо подогнанной униформе (впечатление не портили даже жесткие очертания рта), но было ли в ней что-то особенное, видимое искусственным глазом? Намек на сияние, призрак полумесяца над козырьком кепки?

– Ты это… добровольно? – спросил он, с трудом подбирая слова.

– После того как дочь луны ушла, я осталась лучшей из всех имеющихся, – ответила она. – Меня представляли картинам. Надеюсь, ты знаешь, о каких картинах я говорю…

Крейн вздохнул. Как бы выпить-то? Сьюзен уже ждет его.

– Да знаю я эти треклятые картины. – За окном со своей стороны он увидел надпись: «АРТ’С. ЛАУНДЖ И РЕСТОРАН – МОГИЛЬНЫЕ СКИДКИ[22]». Похоже, в этом городе скидки только на могилы, подумал он.

– И уже много лет я не ела красного мяса, не ела ничего, приготовленного в железной посуде и, – она сверкнула на него глазами, – я девственница.

Боже…

– Это замечательно… прости, как, ты сказала, тебя зовут?

– Нарди Дин.

– Это замечательно, Нарди. Послушай, ты, как мне кажется, хорошая девочка, и я дам тебе очень, очень хороший совет, лады? Беги из Лас-Вегаса и забудь обо всем этом. Отправляйся в Нью-Йорк, в Париж, куда угодно, и никогда не играй в карты. Если глубоко влезешь в эти дела, то погибнешь ни за что, только и всего. Боже мой, ты же видела, как парня застрелили всего несколько минут назад…

– Заткнись! – рявкнула она. – Бес-то-лочь!

Она изо всех сил вцепилась в «баранку» и с присвистом дышала трепещущими ноздрями. Она была раза в два моложе Крейна, но он поймал себя на том, что попытался отодвинуться от нее и что начал краснеть, столкнувшись с ее нескрываемым гневом.

– Осирис! – бросила она. – Адонис, Таммуз, мистер Аполлон-младший собственной персоной… не просто одышливый старый пропойца, а… а еще и слепой безмозглый идиот! Господи! Да рядом с тобой и мой братец покажется вполне приличным.