А потом настало время, когда англоговорящая молодежь всего мира приняла «черный» американский английский язык как отличительный признак поколения. Всем захотелось быть cool (клевыми), groovy (то же самое), mellow (славный, а также подвыпивший), но, конечно не square (обыватель, фраер). Если вас так назовут, вы можете blow your top (взбеситься, завестись), uptight (разволноваться, обидеться); есть еще right on (правильно, в самую точку, путем), hassle (подраться), far out (клево, круто), bread (в жаргонном значении – деньги), make it (добиться, достичь, а также, совершить половой акт), put down (подавить, унизить), ripped off (избить, изнасиловать, ограбить, «развести» на деньги), cop out (попасться, погореть, погибнуть), no way (ни в коем случае, невозможно). Обращение man (в значении «дружище» и т. п.) было впервые зарегистрировано очень давно, еще в 1823 г. в «черном» английском. Out of sight (потрясающе, великолепно; вне поля зрения) и kicks (обувь, «корочки») тоже восходят к XIX веку.

Язык обладает собственной силой и, по-моему, откликается на требования и нужды, которые отнюдь не всегда согласуются с принятым представлением о том, что языковое доминирование достигается только за счет экономического и военного превосходства. Заметную роль могут сыграть политические группировки и революционеры. Афроамериканский английский язык возник в среде меньшинства, почти поголовно состоявшего из крайне бедных и угнетенных людей, изначально говоривших на языках, весьма далеких от английского. Однако выражения из лексикона этих людей широко внедрились в английский язык, причем не только в молодежный. Даже президент Никсон употреблял такие обороты, как right on, и выражал одобрение (thumbs up), поднимая большие пальцы.

Особенность всех ветвей английского языка – непринужденность, с которой он заимствует или крадет слова у других языков. К концу XVI столетия «английскими» сделались слова из 50 различных языков. Когда в Америку хлынул поток иммигрантов, результат оказался таким же. На основу английского языка пуритан, который старательно лелеяли потомки «отцов-основателей» с «Мейфлауэра» и иных переселенцев из Англии, наложились ирландский и шотландский языки (особенно заметно это было на землях фронтира), а также слова из языков коренных американцев и представителей различных европейских народов. Ouch! возникло менее ста лет назад из немецкого слова autsch. Немецкий язык также дал нам hamburger (гамбургер) и frankfurter («франкфуртская» сосиска), wanderlust (охота к перемене мест), seminar (семинар) и игру под названием «покер». Bum в значении «бродяга» происходит от немецкого Bummler (бездельник), hold on! от halt an!, а so long (пока, до свидания) от so lange.

И, разумеется, идиш. Из него пришли слова nosh (еда), bagels (бублики, рогалики), pastrami (копченое мясо, бастурма), dreck (мусор, хлам), glitch (затруднение), schmuck (тупица), schmaltz (сентиментальный вздор), schmooze (пустая болтовня), schlock (дрянь, халтура) и glitzy (блестящий, замечательный). Оттуда же и такие фразы, как Am I hungry! (Я голоден!), I'm telling you (Я вам говорю), Now he tells me! (И он мне еще говорит!), Could I use a drink (Я бы выпил), I should worry (А мне-то что за дело!).

Обогащению языка способствовали не только люди, но и целые субкультуры. Например, из гангстерской субкультуры пришли racketeers (рэкетиры), hoodlums (хулиганы, шпана), goons (громилы, головорезы) и finks (предатели, стукачи). Можно было take the rap (взять на себя чужую вину) и закончить на hot seat (горячем сидении – электрическом стуле), особенно если вы были причастны к hijack (вооруженному ограблению или налету) с «пушкой» (submachine gun), что привело в крайний ужас вашу bimbo (телку, чувиху), которая постоянно была on the blower (на телефонной связи). Проболтается (spill the bean) ли она, или ее вовремя «отправят в путешествие», то есть убьют (take for a ride)? Разумно было не связываться с junkies (наркоманами) и pushers (сбытчиками наркотиков), завязать с hooch (пойло, сивуха) и вести нормальную жизнь, без gimmicks (фокусов).

Существовала также культура Talkies (звукового кино). Люди ходили на movies (кинофильмы) в movie theater (кинотеатр), чтобы увидеть stars (звезд) крупным планом (close up) на цветной пленке Technicolor. Кино могло быть weepie или tear-jerker (душещипательным, таким, что заставляет рыдать), spine-chiller (страшным, аж мороз по коже), cliff-hanger (захватывающей приключенческой историей) или старым добрым фарсом (slapstick) с участием ham actors (киномяса, второсортных актеров). У входа зрителей встречала usherette (билетерша) в униформе. Зрителям приходилось терпеливо сидеть, пока перед началом фильма показывали рекламные ролики (trailers), зато любой был вправе мечтать, что когда-нибудь сам попадет на screen-test (кинопробу).

Когда же кинофильмы попадали на восток, в Великобританию, их там с нетерпением ждали миллионы зрителей, которые жадно поглощали слова и фразы, копировали прически и пытались воспроизводить в своей речи американский акцент. В общенародном «голосовании» американский английский побеждал с большим отрывом. Подражая ему, мы преувеличивали его значимость. Однако оппоненты тоже находились. «Двадцать лет назад никто в Англии не позволял себе start in (приниматься, браться за дело), start out (отправляться в путь или собираться что-то сделать) или crack up (смеяться до упаду или распсиховаться). Мы не stand for (поддерживали что-то) и не fall for (влюблялись), как сегодня» (New Statesman & Nation, 1935). «Такие поистине тошнотворные трансатлантические заимствования, как to help make (помочь сделать), worthwhile (стоящий, дающий результат), nearby (поблизости) и colourful (красочный) распространяются, как чума» (Daily Telegraph, 1935). «Слова и акцент были совершенно отвратительны, и не может быть сомнения, что такие фильмы оказывают крайне дурное влияние на наше общество» (интервью сэра Альфреда Нокса, члена парламента от партии консерваторов).

Американцы отзываются о нашем английском языке более вежливо, чем мы об их английском. Высказывались опасения насчет того, что мы лишились «нашего» английского языка, что его у нас отобрали, и теперь новые владельцы не желают заботиться о нем так, как он того заслуживает; еще сильнее пугало, что на передовой позиции теперь «они», что приключения организуем уже не мы. Но родина языка все же не утратила своего творческого потенциала, что по сей день с успехом доказывают ее лучшие представители. Британские сценаристы, поэты-песенники, драматурги, романисты и поэты и в прошлом, и теперь с удовольствием пользуются американскими словами, они присваивают их, превращают в принадлежность английского языка и непрерывно обогащают его своими собственными образами. Порой шутку бывает очень трудно понять. Наиболее английский из писателей, П. Вудхауз, прожил в Америке около полувека. В его пьесах, мюзиклах, песнях и романах представлено множество персонажей-американцев, и кто может сказать, на которой стороне Атлантики родились те или иные из характерных особенностей его языка. Сокращения vac вместо vacation (каникулы, отпуск), caf вместо cafeteria (кафетерий, столовая самообслуживания) могли в равной степени быть британскими иди американскими, gruntled как состояние, противоположное disgruntled (рассерженный, недовольный), – это чисто вудхаузовское изобретение, но под каким влиянием оно было сделано – английским или американским? Понять это ничуть не легче, чем одно из загадочных свойств Дживса: In the matter of shimmering into rooms the chappie [Jeeves] is rummy to a degree (Откуда только у него эта удивительная способность вырастать как из-под земли![54]).