оказался возле выкрашенного в серый с красным – краска ещё не вся облезла – поезда с огромными буквами РЖД на каждом вагоне. Эта аббревиатура (он знал такое слово) звучала как древнее заклинание, как призыв к чему-то нехорошему, жестокому. К резне или погрому.

Сашка уже видел составы товарных вагонов и даже один с боевой техникой, похожей на танки, только поменьше, поднявшие дула к небу; видел пригородные электрички такой же расцветки, но более короткие, внутри которых были не купе, а сидения, примерно как в трамваях, – теперь ободранные и полусгнившие. Все они были абсолютно пустые.

А вот такой пассажирский поезд дальнего следования (он вспомнил картинку из журнала, который читал в детстве), попался ему впервые.

Преодолевая тревогу, Данилов поднялся по лесенке в последний вагон. Внутри оказалось много мусора. Кость он увидел всего одну. Поворошил палкой кучу тряпья в углу тамбура и обнаружил челюсть. С зубами. Старая, тронешь такую – рассыплется.

Видимо, если были другие, их похоронили, подумал Саша.

Прежде чем отправляться спать, он решил пройти весь поезд от хвоста до локомотива. Тем более что вагоны были соединены переходными «гармошками».

И вскоре понял, что ошибся насчёт захоронения. В последнем вагоне, куда он заглянул, – перед локомотивом, в крайнем купе, где раньше, наверное, ездили проводники, его ждала находка, которую он подсознательно ожидал. Дверь была заперта на загнутый гвоздь и перечеркнута крестом – «Х». Внизу кто-то аккуратно нацарапал еще один крест, православный. Парень отогнул гвоздь и сунулся внутрь, но тут же сделал шаг назад. Там было… нет, не кладбище, а скорее, склад полуистлевшей одежды и некоторое количество костей – всё, что осталось от пассажиров. А может, пассажиры благополучно ушли, и это были те, кто погиб рядом с поездом… Разве теперь узнаешь?

Кто бы ни «позаботился» об останках, этот человек был ленив. Не стал париться, копать землю, а просто снёс всех в одно купе, навалив неаккуратной грудой.

Видимо, это случилось спустя годы после Войны, когда тел уже не было, и от людей остались одни скелеты. Но уже давненько. Эта куча страдала от крыс, насекомых, грибков, уменьшалась, но так и не исчезла.

А может, дело было не в лени, а наоборот, в странной дани уважения. Может, эти люди были как-то связаны с поездом.

А может, у кого-то просто поехала крыша. И такой вариант нельзя исключать.

В больших городах многие кости в убежищах не тревожили именно из уважения. Просто заваливали, а иногда замуровывали двери. Всё, что ниже уровня земли, по всем канонам религий – уже склеп. Но даже если выше – хоронить так тоже допускается. Поэтому квартиры-склепы иногда встречались на первых этажах. Конечно, речь о тех городах, где живых обитателей нет, а есть лишь временные посетители.

Он постоял рядом с полминуты. Слегка пахло окисленным металлом и больше ничем. Здесь всё давно стерильно, выбелено временем и не может быть пищей даже для бактерий. Для Младшего в этом зрелище не было ничего необычного. Они, «дети августа», с ранних лет привыкли к таким находкам. Хотя крупные кости встречались редко, но одиночные порой выходили из земли, будто из царства Аида. Прорастали, как корни, как трава. Даже дети знали, что играть и шутить с ними нельзя. «А то с собой заберут».

А этот поезд, видать, часто использовался для стоянок. Некоторые купе – даже как туалет. Но последний раз – не меньше года назад. Засохшие экскременты превратились в камень. Запаха человеческий нос не ощущал. Зато сюда вряд ли часто наведывались животные. Уж собак-то с их чувствительным обонянием людская вонь должна отваживать!

Снаружи на рельсах он видел шерсть и жёлтые пятна собачьей или волчьей мочи. Поэтому даже хорошо, что он поспит в таком надёжном укрытии. Четвероногих можно не опасаться. Вагонные двери он закрыл. Запрыгнуть в окна почти невозможно. И никто его не потревожит… без шума. Серенький волчок не укусит за бочок.

Даже воды можно вскипятить. Не в специальном устройстве, «титане», а просто разведя костерок. Места много, дым проблемой не станет.

Саша выбрал вагон в середине состава. Одно из купе понравилось тем, что в нём не было окна. Кто-то не поленился заделать проём фанерой. Лист немного оторвался, но прикрепить его на место, чтобы совсем не дуло, оказалось минутным делом. Зато купе не просматривалось снаружи. Старый поезд стал своего рода бесплатной гостиницей, которой мог пользоваться любой проходящий мимо.

Тут было почище, хотя тоже хватало сора и пожухлых листьев. Валялись обрывки целлофана, как они называли теперь любую плёнку, и куски какого-то пластика.

Он запнул всё это под нижнюю полку, а на верхней расстелил спальный мешок. Если кто-то зайдёт, не сразу заметит спящего там, и это даст ему время. Например, чтобы схватиться за пистолет.

Прежде чем заснуть, он зачем-то пошарил рукой по самой верхней полке, где раньше хранилось постельное бельё. Спать расхотелось. Там лежал пакет из плотного целлофана. Потрескавшийся, выцветший. Внутри оказался ещё один, холщовый, потом – снова целлофан. То, что было так тщательно завёрнуто, он принял сначала за блок сигарет. Но это была упаковка довоенных бульонных кубиков! Коробка оказалась неожиданно тяжёлой, а в ней – множество маленьких брусочков. Каждый завёрнут в золотистую бумажку с изображением курицы. Настоящее сокровище! Находка какого-то мародёра. Сколько лет она пролежала там, наверху? Двадцать, тридцать? Нет, гораздо меньше, ведь это место похоже на проходной двор. Скорее, кто-то откопал их сравнительно недавно, и спрятал здесь. А вернуться за ними по какой-то причине не смог… Интересно, как их едят?

Саша попробовал откусить один… выплюнул – солёная гадость. В любом случае, он придумает, как употреблять их в пищу. Если они такие солёные, то не могли протухнуть. Какое-никакое, а разнообразие… учитывая, что продукты на исходе.

Мягко сказано. Да это просто манка небесная. Он вспомнил, что бабушка рассказывала ему про закон парных случаев. Мол, если один раз случилось что-то безумно редкое, жди ещё одного похожего события. Сначала продукты, найденные на месте разгрома отряда. Теперь вот этот поезд и тайник, оставленный неизвестно кем. Дедушка в этот закон не верил, называл брехнёй.

Повернувшись лицом к стене, Саша увидел нацарапанные ножом надписи на коричневой обивке.

«Они все с нами».

Такой была первая. Когда-то он искал дневники выживших, хотел узнать, что они чувствовали в Войну… но не нашёл. Уцелевшие обычно не вели дневников. Им было не до этого.

А вот оставить небольшую надпись – такое случалось.

Ниже на стенке были ещё… Но «почерк»