«И я не думал, – мысленно сказал Дирк, вертя карту, похожую уже на замусоленный обрывок оберточной бумаги. – Но Клейн молодец, вовремя сориентировался. Мне бы здесь пару его пулеметных команд…»

Но и без того жаловаться на судьбу не приходилось. Даже на такую подмогу он не рассчитывал.

– А где нашли Варгу?

– Вот здесь. Он был в группе Зиверса, но отстал от них.

– Что с боеприпасами?

– Патронов хватает, но два пулемета пришлось бросить. У Шперлинга заклинило намертво, «MG» Штейна осколками пробило. Только моя «Ирма» осталась. – Тиммерман ласково потрепал свое страшное оружие, точно любимого питомца. И глядя на его лицо, которое на миг осветилось внутренней искрой, трудно было поверить, что этот питомец может за половину секунды превратить человека в одну большую груду дымящегося мяса и тлеющей ткани.

– Тогда держите мой «Льюис». Без него мне…

Где-то рядом раздался крик. Тяжелый, захлебывающийся. Дирк мгновенно повернулся, нащупывая кинжал. Этот крик не походил на боевой возглас, скорее напротив, но рефлексы реагировали слепо и не всегда рационально. Он увидел Мертвого Майора, привалившегося спиной к стене и разглядывающего серое небо. Штейн снял шлем и жадно курил мятую папиросу, пуская дым вниз. Юльке с глупым видом ковырял пальцем в отверстии доспехов, оставленном французской пулей. Шперлинг просто стоял с отсутствующим видом, глядя перед собой.

– Варга, – буркнул Тиммерман, тоже было изготовивший к стрельбе свою «Ирму». – Так и знал…

Варгу они нашли очень быстро, за первым же поворотом траншеи. Он стоял над извивающимся и стонущим французом в грязном истрепанном мундире. И со своей обычной не сходящей с лица улыбкой глядел на него сверху вниз. Он казался совершенно зачарованным, разглядывающим нечто непостижимо прекрасное и загадочное. Он даже не поднял глаз, когда Дирк требовательно окликнул его. В опущенной руке Варга держал свой траншейный нож – не узкий и стилетообразный, какими обычно пользовались «Веселые Висельники», а зазубренный тесак с искривленным лезвием. И по тому, в какой цвет окрасилась сталь, Дирк понял, что, даже если бы он хотел помочь несчастному французу, то опоздал.

– Рядовой Варга! – Хорват дернулся, его пляшущие качающиеся руки не сразу прижались к бокам по стойке «смирно», выписывая в воздухе причудливые фигуры. – Почему оставляете расположение группы без предупреждения? Вы полагаете, что вы тут на прогулке?

Варга смотрел на Дирка со своей обычной легкой улыбкой. Неприятная улыбка, полупрозрачная, кажется, что видишь ее только тогда, когда на лицо «висельника» падает свет под определенным углом. И она всегда обращена к тебе.

– Никак нет, господин унтер! – прозвучало как «Нейика-к нет, госуаподинунтр!». – Приношу свои извинения. Отлучился на минуту.

Дирк взглянул на француза, который корчился на земле, извиваясь как змея с перебитым хребтом. Лучше бы унтер этого не делал. То, что показалось ему грязью на незнакомом лице, на самом деле представляло собой нечто отталкивающее. Настолько, что Дирк едва сумел сдержать плясавшее на языке забористое ругательство.

– Какого дьявола вы тут творите, рядовой? Это… Это омерзительно! Вы солдат, а не палач! Вы же… Господи… – слова тут были бесполезны. – Вы проклятый садист!

– Извините, господин унтер, – ответил тихо Варга, без сожаления в голосе. Напротив, с каким-то сдержанным достоинством, как у человека, в чьих добрых намерениях необоснованно усомнились. – Эта французская падаль попыталась прикинуться мертвой. Глупый француз. Хотел ударить нам в спину. Но я ударил его раньше.

– Так ударил, что почти срезал ему лицо?

– Извините, господин унтер, – повторил Варга, ничуть не смущаясь. – Рука дрогнула. Разрешите добить?

– Довольно с вас. Тиммерман!

Пулеметчик появился за его спиной так быстро, словно все это время, невидимый, стоял рядом. Он понял все без дополнительных слов. Шуршание кожаных ремней, поддерживающих «Ирму», один отрывистый лязгающий хлопок – и все было закончено. Француз, елозящий по земле, подпрыгнул всем телом, как от близкого разрыва снаряда, разбросал руки и словно скомкался, как вырезанная из бумаги фигура. Пуля угодила ему в грудь и разорвала ее пополам, открыв неровно вдоль, как неумелая рука вскрывает консервную банку. Варга, не скрывая разочарования, спрятал свой уродливый тесак. Улыбка на его лице поблекла – точно тень на нее набежала.

– Если вы еще раз позволите себе пытать людей, – отчеканил Дирк, обращаясь к нему, – особенно находясь на боевом задании, я лично – лично! – доложу мейстеру. И после этого вы позавидуете самой несчастной из своих жертв!

– Так точно, господин унтер.

Дирк не любил устраивать разнос рядовым – для этого были командиры отделений. Они в совершенстве знали своих подопечных, их сильные и слабые стороны, мелкие слабости и особенные точки, на которые можно надавить при необходимости. Но у Мерца и без того много забот, чтобы муштровать своих людей. А ведь с каждым днем будет все хуже. Уже сейчас он едва ли не устранился от воспитательной работы в отделении, что же начнется, когда он почувствует себя еще хуже? Унтер не может себе позволить полагаться на ефрейтора, который не контролирует свое подразделение. Это может обернуться не просто неприятностями, а самой настоящей катастрофой.

Дирк подумал о том, что было бы неплохо раскопать среди свежих сегодняшних мертвецов какого-нибудь толкового офицера, которого он мог бы поставить заместителем вместо Карла-Йохана, тогда его можно будет сделать командиром четвертого отделения на замену Мерцу… Правда, найти такого – большая редкость. Единицы из тысяч солдат пишут прошение о зачислении посмертно в Чумной Легион. А без него тоттмейстер не вправе поднять покойника. Надеяться же на офицера, да еще и понятливого, способного влиться в роту мертвецов, было не разумнее, чем надеяться на эпидемию коклюша, которая свалит все французское войско за неделю.

Не всякий человек, зачисленный в Чумной Легион по собственной воле, способен выдержать и принять это назначение. Человеческая психика, этот сложный и капризный механизм, чей ход и без того непоправимо нарушается с последним ударом сердца, зачастую не в силах смириться с подобной нагрузкой. Дирк хорошо помнил ефрейтора Циммера, который принял второе пулеметное отделение «листьев» до Клейна. Превосходный офицер, бывший при жизни едва ли не лучшим в своем полку, достойный солдат Германии, пожелавший, чтоб его тело и после смерти сражалось с врагами кайзера и Отечества. Как и многие другие, подписывая прошение в Орден тоттмейстеров, он вряд ли представлял себе, чем это обернется. Бесстрашно смотрящий в жерла французских пушек, идущий в штыковую атаку в первой шеренге, похоронивший половину своего взвода еще при Вердене, Циммер сломался, оказавшись среди «Веселых Висельников». В этом не было ничего удивительного. Иногда человек может казаться отлитым из лучшей крупповской стали, но какая-нибудь неразличимая трещина во внутренней броне способна уничтожить его, лишив рассудка. Никогда не угадаешь, у кого она есть. Чтобы вступить в Чумной Легион, требуется нечто большее, чем простая отвага или хладнокровие. Нечто другое. Что-то, чего не оказалось у Циммера.