Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веласкес довел традицию иллюзорной живописи до фантастического предела. Оставаясь при этом в рамках разумного: мир, который он изображает, всегда реалистичен. В работах же другого художника, родившегося в середине XVI века на греческом острове Крит, превращение картины в некий мир выходит далеко за пределы того, что мы обычно называем реальностью или природой.
Экстатический, визионерский тип живописи, благодаря которому прославился Эль Греко (то есть «грек»: его настоящее имя было менее запоминающимся — Доменикос Теотокопулос), в основном создавался в городе Толедо, религиозной столице Испании. Эль Греко учился поздневизантийской иконописной манере: жесткие, плоские формы, зигзагообразные белила на облачениях, — но вскоре он отбросил старые каноны, восходящие по меньшей мере ко временам Андрея Рублева, и позже освоил стиль, похожий на стиль итальянских мастеров, с которым познакомился, впервые покинув Крит и попав в Венецию.
Большинство его работ были посвящены религиозным сюжетам, поскольку в Италии, а затем, после его переезда в Испанию, и в Толедо заказчиками выступали Церковь и религиозные ордена. Его «Лаокоон» — единственная картина, написанная на сюжет, взятый из древней мифологии: Лаокоон был троянским жрецом, воспетым Вергилием, смерть Лаокоона и его двоих сыновей была увековечена в знаменитой греко-римской скульптуре, обнаруженной в Риме в начале столетия. Лаокоон Эль Греко с ужасом смотрит на змею, которую держит в руках, при этом будто падая и паря в темном пространстве, в то время как один из его сыновей борется с другой змеей, обвивающей своим телом город на заднем плане — вероятно, Трою, — однако списанный на самом деле с Толедо, который художник знал лучше всего. Другой сын Лаокоона, мертвенно-бледный, лежит вниз головой рядом с ним, а две изящные обнаженные фигуры стоят с краю сцены, как будто наблюдая. Это могут быть боги, выносящие свой приговор, или зрители, изображенные Эль Греко, чтобы создать ощущение зрительской дистанции по отношению к этой фантастической сцене.
Это ощущение не было результатом визионерского опыта (писать картины в состоянии, подобном экстазу святой Терезы, весьма затруднительно) или какого-либо другого физического состояния (например, нарушения зрения) — Эль Греко писал с восковых и глиняных моделей, как делали до него Пуссен и Тинторетто, что придавало его стилю ненатуральность и вместе с тем чистоту, показывая мир исключительно основными средствами живописи: цветом, мазком, живописными формами. Фигуры Эль Греко часто словно парят в воздухе, и действительно, на его полотнах нет иного основания, кроме самого холста. Когда воспринимаешь картины Эль Греко вместе, понимаешь их особую логику — ту, что основана, как и картины Веласкеса, Пуссена, Рубенса, Караваджо и Джентилески, на истинном предмете любого великого произведения живописи — на акте самого живописания.
Эль Греко. Лаокоон. 1610–1614. Масло, холст. 137, 5 × 172,5 см
Глава 21. Открытое окно
Над голландским пейзажем плывут мглистые облака. Конец лета, и жнецы отдыхают от жатвы, а рядом сохнут связанные снопы, раскиданные по полю, спускающемуся к реке. Облака отбрасывают текучие тени на летнее жниво, а вдали над рекой, бегущей мимо церквушки, ратуши, ветряной мельницы, садится солнце.
Ян ван Гойен. Вид Арнема. 1644. Масло, холст. 26 × 41,5 см
Неприметный день, написанный в неприметных тонах. Художник, Ян ван Гойен, развел краски и быстро набросал пейзаж в приглушенно серых и коричневых оттенках. Такие почти монохромные пейзажи, лишенные каких-либо ярких пятен, были его визитной карточкой. Прозрачные слои масла дрейфуют по поверхности холста, как медленно наползающие облака. Предметы растворяются в атмосфере, и весь драматизм картины воспаряет в небесную ширь, недосягаемую для человека[397].
Ян ван Гойен создал в начале XVII века в Нидерландах новый тип пейзажной живописи. Низкие горизонты, приглушенные краски, спокойное настроение. Его пейзажи вызывают в памяти произведения китайского художника времен Южного Суна Ся Гуя. Ничего героического, никаких мифологических или исторических фигур — только сцены из повседневной жизни, написанные по эскизам, сделанным на природе. После стольких веков повествовательности, когда живопись, по сути, была одной из форм книжной иллюстрации, художники вдруг взяли кисти и альбомы, вышли на городские площади и стали делать наброски того, что видят. Такой совет дает одна из величайших книг по живописи того времени. Фламандский художник и историк Карел ван Мандер в своей «Книге о художниках», изданной в 1604 году, призывал живописцев выйти из своих мастерских и рисовать «naer het leven» («с натуры»)[398], позволить самой природе писать картины.
Это стремление к непосредственному наблюдению стало востребованным тогда и в науке. В своей книге «Дополнения к Вителлию», опубликованной в том же году, что и «Книга о художниках» ван Мандера, немецкий математик, астроном и оптик Иоганн Кеплер написал о своем открытии: образы проецируются, переворачиваются и снова принимают исходное положение благодаря линзе человеческого глаза — сетчатке: «…на сетчатке рисуют цветные лучи от видимых предметов», — писал он[399]. Теория Кеплера об изображении на сетчатке непосредственно отталкивается от написанной шестьсот лет назад новаторской «Книги оптики» Аль-Хайсама. Он описывает зрение как «рисование», и это говорит о том, что живопись и рисунок стали тогда необычайно важны для понимания нашего способа ви́дения мира.
Хендрик Гольциус. Портрет Яна Говертсена ван дер Аэра, коллекционера из Харлема. 1603. Масло, холст. 107, 5 × 82,7 см
Юдит Лейстер. Автопортрет. 1630. Масло, холст. 72, 3 × 65,3 см
Голландская живопись XVII века — одна из величайших традиций искусства в Европе: необычайно плодовитая, изобретательная, занимательная и глубокая. Она открыла новую эру в европейской политике и в экономической жизни. Республика Соединенных провинций была образована после того, как в 1580-х годах северные провинции Нидерландов заявили о независимости от испанских Габсбургов. В ходе долгой и ожесточенной борьбы протестантский север отделился от католического юга, и примерно в 1600 году новообразованное северное государство начало утверждать свою особую идентичность через культуру преуспевающих городов, управляемых гражданами, — культуру, образ которой был задан живописью, полагающейся на наблюдение за мирской жизнью и создаваемой ради материальных