– Не стоит тебе ввязываться в это дело, мы и без тебя управимся.

– Ладно, – сказал он.

Вскоре к ним подъехал Торд. Сигмунд сказал ему:

– Сдавайся, сейчас тебе конец.

– Не сдамся, – сказал Торд, – бейся со мной.

– Не буду, – сказал Сигмунд, – мы воспользуемся тем, что нас больше. Неудивительно, что Скарпхедин, твой воспитанник, смел, ведь, как говорят, яблоко от яблони недалеко падает.

– Это ты изведаешь, – сказал Торд, – потому что Скарпхедин отомстит за меня.

Затем они бросились на него, и он сломал им обоим древки копий – так храбро он защищался. Скьёльд отрубил ему руку, но тот какое-то время защищался другой рукой, пока Сигмунд не пронзил его копьем. Тут он свалился замертво. Они завалили его тело землей и камнями. Траин сказал:

– Скверное мы сделали дело, и сыновья Ньяля осерчают, когда узнают об этом убийстве.

Они поехали домой и сказали о случившемся Халльгерд. Она очень обрадовалась. Раннвейг, мать Гуннара, сказала:

– Говорится, что недолго рука радуется удару. Так будет и в этом случае. Однако Гуннар на этот раз вызволит тебя. Но ежели Халльгерд еще раз удастся подбить тебя на подобное дело, тебе несдобровать.

Халльгерд послала человека на Бергторов Пригорок рассказать об убийстве, а другого послала на тинг рассказать об убийстве Гуннару. Бергтора сказала, что не станет тратить бранных слов на Халльгерд, потому что за такие дела мстят не словами.

XLIII

Когда человек, что был послан на тинг, рассказал Гуннару об убийстве, тот сказал:

– Плохая это весть. За всю жизнь не приходилось слышать худшей. Нам нужно сейчас же пойти к Ньялю, и я надеюсь, что он поступит великодушно, хоть это и будет для него тяжким ударом.

Они отправились к Ньялю и вызвали его, чтобы поговорить с ним. Он сразу же вышел к Гуннару. Они начали разговор, и сначала с ними не было никого, кроме Кольскегга.

– Печальную весть должен я сообщить тебе, – сказал Гуннар, – Торд Вольноотпущенников Сын убит. Назначь виру за него сам.

– Хорошо, я назначу виру. Но очень может быть, что мне придется выслушать упреки моей жены и сыновей, потому что им это придется очень не по душе. Но я все же решусь на это, потому что знаю, что имею дело с честным человеком. А еще, я не хочу, чтобы из-за меня настал конец нашей дружбе.

– Ты не хочешь, чтобы при нашем разговоре были твои сыновья? – спросил Гуннар.

– Нет, – ответил Ньяль, – потому что моего слова они не нарушат. Но если они будут сейчас здесь, то не дадут нам помириться.

– Ладно, – сказал Гуннар, – пусть ты один будешь принимать виру.

Они подали друг другу руки и быстро договорились. Ньяль сказал:

– Я назначаю две сотни серебра. Или, по-твоему, это много?

– По-моему, это не слишком много, – ответил Гуннар и пошел в свою землянку.

Сыновья Ньяля пришли в землянку, и Скарпхедин спросил у отца, откуда у него такие большие деньги. Ньяль сказал:

– Знай же: Торд, что воспитывал вас, убит, но мы с Гуннаром помирились, и он заплатил двойную виру.

– Кто убил его? – спросил Скарпхедин.

– Сигмунд и Скьёльд, а Траин был при этом, – сказал Ньяль.

– Видно, нелегко было справиться с ним, – сказал Скарпхедин, – но когда же нам представится случай поднять оружие?

– Скоро, – сказал Ньяль, – и тогда никто не станет тебя удерживать, а пока что я хочу, чтобы вы не нарушали моего слова.

– Не нарушим, – сказал Скарпхедин, – но если между нами снова ляжет тень, то мы припомним старые обиды.

– Тогда я не стану вам мешать, – сказал Ньяль.

XLIV

И вот народ разъехался с тинга по домам. Когда Гуннар вернулся, он сказал Сигмунду:

– Неудачливый ты человек, и дурным делам отдаешь себя. На этот раз я за тебя заплатил, но больше на подстрекательства не поддавайся. Ты не такой, как я. Ты часто насмехаешься и издеваешься над людьми. Я человек другого склада. Потому-то ты дружишь с Халльгерд, что у вас много общего.

Гуннар долго укорял его, но тот отвечал ему учтиво и сказал, что с этих пор будет прислушиваться к его советам больше, чем раньше. Гуннар сказал, что тогда все будет хорошо.

Гуннар и Ньяль оставались друзьями, хотя между их домашними приязни не было.

Однажды случилось, что в Конец Склона с Бергторова Пригорка пришли нищенки. Они были болтливы и злоязычны. У Халльгерд был дом, где женщины занимались рукоделием, и она часто там сидела. С ней были Торгерд, ее дочь, Траин, Сигмунд и много женщин. Ни Гуннара, ни Кольскегга там не было. Нищенки вошли в дом, Халльгерд поздоровалась с ними, велела дать им место и спросила, где они ночевали. Те ответили, что на Бергторовом Пригорке.

– А что поделывал Ньяль? – спросила она.

– Старался усидеть, – сказали они.

– Что делали сыновья Ньяля? – спросила она. – Ведь они считают себя совсем особенными.

– Росту-то они большого, да разума у них мало, – сказали они. – Скарпхедин точил секиру, Грим ладил древко к копью, Хельги прилаживал рукоять к мечу, а Хёскульд приделывал ручку к щиту.

– Они, верно, что-то задумали, – сказала Халльгерд.

– Этого мы не знаем, – ответили они.

– А что делали работники Ньяля? – спросила Халльгерд.

– Один возил навоз на холмы, а что делали другие, не знаем.

– Зачем это? – спросила Халльгерд.

– Он сказал, что там землю нужно удобрить получше, чем в других местах, – сказали они.

– Не во всем разумен Ньяль, – сказала Халльгерд, – хоть он и все знает.

– О чем это ты? – спросили они.

– Сейчас скажу, – сказала Халльгерд. – Почему бы ему не унавозить себе подбородок, чтобы быть как другие мужчины? Мы зовем его безбородым, а его сыновей – навознобородыми. Сложи об этом стихи, Сигмунд. Покажи нам, что ты скальд.

– Я готов, – сказал он и сложил три или четыре висы, и все эти висы были злые.

– Молодец, – сказала Халльгерд, – что слушаешься меня.

Тут вошел Гуннар. Он стоял перед домом и все слышал. Все вздрогнули, когда увидели, что он вошел, и смолкли, хотя до этого стоял громкий смех. Гуннар был в сильном гневе и сказал Сигмунду:

– Глупый ты человек, и впустую давать тебе советы, раз ты поносишь сыновей Ньяля и, что еще хуже, его самого – после всего того, что ты сделал им. Ты за это поплатишься жизнью. А если кто-нибудь повторит эти насмешки, то я выгоню его, и он станет моим врагом.

Все так его боялись, что никто не посмел повторить эти насмешки. Затем он ушел.

Нищенки поговорили между собой и решили, что Бергтора