class="v">Но скоро нас излечит «Боинг»,

Когда ты сядешь у окна.

1997

Иерусалим – Москва

Женька

Евгению Беренштейну

В то утро море неспокойно было,

И так шумел у берега прибой,

Как будто где-то батарея била,

И волны эхо принесли с собой.

Но вот встает мой давний кореш Женька

И медленно ступает на песок.

Вслед вытянулась тоненькая шейка.

Он краем глаза шейку ту усек.

Мы были с Женькой веселы и юны.

Нам шла тогда двадцатая весна.

Вот он на пену по привычке дунул

И в синий вал метнулся, как блесна.

О, сколько раз уже такое было:

И эта синь, и этот спор с волной.

Но как бы даль морская ни манила,

Он чувствует свой берег за спиной.

Волна то вскинет Женьку, то окатит.

И я плыву к нему наперерез.

И вот уже вдвоем на перекате

Мы брошены волною до небес.

А после, как с любительских открыток,

Выходим мы из кайфа своего.

И море провожает нас сердито,

Как будто мы обидели его.

И падаем на раскаленный берег

Среди бутылок «пепси» и конфет.

И в этот миг миролюбиво верим,

Что лучше моря счастья в мире нет.

1975

* * *

П. П. Бородину

Хороших людей много меньше.

Как мало талантливых книг.

И лучшие люди – средь женщин.

И худшие – тоже средь них.

Хороших людей слишком мало,

Чтоб жизнь наша стала добрей,

Чтоб каждая русская мама

Спокойна была за детей.

Но как бы нас жизнь ни ломала,

В ней некое есть волшебство…

Хороших людей слишком мало.

И все-таки их большинство.

1999

Памяти Маши Шиловой

Баловень судьбы, русоволосый гений,

Разве мог представить ты себе,

Что из всех немыслимых трагедий —

Эта боль достанется тебе.

Не собьешь ее и не измеришь.

И у горькой жизни на краю,

Ты минувшим у мольберта бредишь

И слезами пишешь дочь свою.

Как она лицом с тобою схожа!

И, печально глядя на портрет,

Просишь Бога: «Дай мне силы, Боже..

Мне никто уже помочь не сможет.

Это я уйти из жизни должен,

А не дочь в свои шестнадцать лет».

И судьба, как сломанная ветка,

Бьется возле пламени лампад…

И восходит образ,

По-девичьи светлый.

Бесконечно грустный,

Как отцовский взгляд.

2003

Возвращение в будущее

Дине Рубиной

Теперь твой дом – Иерусалим.

И здесь твое восходит имя.

А память, словно пилигрим,

Идет дорогами твоими.

Но все они вели сюда.

И дело было только в сроках.

Ты в книгах так же молода,

Как молода на тех дорогах.

Пройдет еще немало лет,

Пока печаль тебя отпустит.

Пришлет последний свой сюжет

Тебе родное захолустье.

И вспомнишь в суете своей,

Что где-то бедствует Россия.

Не ты ль у Господа просила

Добра – себе… И счастья – ЕЙ.

Я лишь почувствовал сейчас

Твою нездешнюю ранимость.

И все, что там сближало нас,

Здесь перешло в неодолимость.

Израиль – как одна семья.

Родные души… Чьи-то лица.

Здесь трудно потерять себя,

Как трудно заново родиться.

Забыв про книги и престиж,

Ты убираешь чью-то виллу.

Но это ты себе простишь.

И даже не покажешь виду.

Не потому ли, что талант

Превыше всех обид и тягот.

Судьба тебе вручила грант

Увы, не под российским стягом.

Здесь все нежданно для меня —

От языка и до надгробий.

Не может быть святой земля,

Когда б была она недоброй.

1993

* * *

Владимиру Рецептеру

Мой добрый друг,

Какая жалость,

Что юность наша проходила врозь,

Что в разных городах она осталась

И что так поздно встретиться пришлось.

Твои стихи пеленговал театр.

Ты был загадкой долгой для меня.

И лишь душа, похожая на кратер,

Высвечивалась строками огня.

Живет в тебе печальная отвага

Соединять разрозненных людей.

И что-то есть от Юрия Живаго

В мучительной терпимости твоей.

Ах, если было б все легко и просто

На первый взгляд в удачливой судьбе!

Грущу, что в людях мало благородства,

И радуюсь, подумав о тебе.

1981

* * *

З. Ф. Драгункиной

Не делю людей на «наших»

И «не наших».

Мы пришли на эту землю для любви.

Не затем мой горький опыт нажит,

Чтобы стал чужим я меж людьми.

Сколько было по земле подонков…

Стукачи, фашисты, шулера.

И завис над миром меч Домоклов

На непрочной ниточке добра.

Лишь добро еще спасти нас может

От непонимания и зла.

Все мы очень меж собою схожи,

Лишь бы нас судьба не обошла.

Не делю людей на «наших»

И «не наших».

Интересен в них любой ландшафт.

Если кто-то супротив мне скажет,

Протяну бокал на брудершафт.

Потому что не люблю раздоров.

И стараюсь не держать обид.

И душа чужая, словно город,

Что еще открыть мне предстоит.

2005