чародей.

Клоун был похож на Дон Кихота.

И, когда смеялся от души,

Мы не вспоминали о заботах

И за шуткой шли к нему и шли.

Знал он – все на этом свете зыбко.

И когда-то умолкает скрипка,

Но светла была его улыбка,

Чтобы нам не расставаться с ним.

Побудь еще… Манеж тебя зовет.

И наши души просятся в полет,

Когда весь цирк перед тобой встает,

Великий чародей.

2003

Несу вину

Л. Бадаляну

За все несправедливости чужие

Несу вину сквозь память и года.

За то что на одной планете живы

Любовь и боль,

Надежда и беда.

Я виноват, что не промолвил слова,

Которое могло все изменить:

Вернуть любовь —

Кто в ней разочарован,

Вернуть надежду —

Если нечем жить.

Будь проклято несовершенство мира —

Наш эгоизм и слабый мой язык.

Прошу прощенья у больных и сирых

За то,

Что я

К вине своей привык.

1992

* * *

Виталию Севастьянову,

рассказавшему мне эту историю

В Мозамбике в просторном посольском саду

Посадили росток от березовой грусти.

И под солнцем чужим набирал высоту,

Словно к дому тянулся,

Тот маленький прутик.

Поливали его, от жары берегли

И однажды под осень,

В средине апреля,

В память русской весны,

В честь родимой земли

Появилась на прутике первая зелень.

И теперь, когда осень спешит в Мозамбик,

Через желтые листья березы российской

Пробивается зелени тихий родник,

И далекое снова становится близко…

Это память России в березе живет.

И, быть может, ей слышатся майские грозы,

Потому она осенью грустно цветет,

И текут по стволу запоздалые слезы.

1995

Весенняя телеграмма

Риме Гринберг. Вице-мэру. Кармиэль.

Если можешь – приезжай в Иерусалим.

На дворе давно уже апрель —

Я хочу тебя поздравить с ним.

Пусть покинет душу суета…

В синих окнах – Гойя и Сезанн.

И апрельских красок красота

Очень уж идет твоим глазам.

И хотя твой север несравним

С южными пейзажами пустынь, —

Все же приезжай в Иерусалим.

У Стены мы рядом постоим.

Вместе Старым городом пройдем.

И с балкона дома моего

Ты увидишь в полночи свой дом,

Ибо свет исходит от него.

И среди забот и добрых дел

Береги души своей уют.

Вот и все, что я сказать хотел.

Длинных телеграмм здесь не дают.

2000

Моим читателям

Когда надежда вдруг провиснет

И вера падает во мне,

Я вновь читаю ваши письма,

Чтоб выжить в горестной стране.

Исповедальная Россия

Глядит с бесхитростных страниц,

Как будто сквозь дожди косые

Я вижу всполохи зарниц.

За каждой строчкой чья-то доля,

Вопрос, обида или грусть.

О, сколько в мире бед и боли!

И как тяжел их горький груз.

И перехватывает горло

От этих трепетных страниц.

Не знаю, кто еще так гордо

Мог выжить и не падать ниц.

Благодарю вас за доверье,

За эти отсветы любви…

И если я во что-то верю,

То потому лишь, что есть вы.

2003

Вместо эпилога

Итак, я закончил свои воспоминания. Конечно, это далеко не полный рассказ из того, о чем мне хотелось бы поведать вам, дорогие читатели. Почти весь Двадцатый век прошел перед моими глазами, мучил меня своими жестокостями и потерями, обидами и разочарованиями. Радовал бескорыстной дружбой и романтической любовью, возвышал душу мужеством солдат Великой Отечественной, освещал нашу нелегкую жизнь салютами в честь первых космонавтов. Когда-то я написал стихи:

Жизнь соткана из радостей и бед.

Из опыта, что проглядел иль нажил.

Она разделена на «ДА» и «НЕТ».

И тот раздел прошел сквозь судьбы наши.

С годами многое меняется местами. И там, где раньше значилось «ДА» в твоих оценках прожитого и пережитого, жизнь неожиданно вносит свои крутые поправки. Правились общественные поступки, глобальные события, великие имена и даже целые эпохи. С них до сих пор снимают прошлые эпитеты и навешивают другие. Иногда, правда, очень похожие на ярлыки. Но в этом круговороте событий и позднего переосмысления их – всегда остается что-то очень дорогое, личное для каждого из нас, что радует или огорчает, тревожит или приводит в восторг.

Об этом я и пытался рассказать в этой книге…

Кто-то из классиков сказал, что Время – это собранные воедино биографии простых и великих смертных, тех, кто поднял наше Время на свои плечи, чтобы мы могли его лучше разглядеть и почувствовать… И как Вергилий вел Данте через все круги ада, так я пытался провести своего читателя по виражам нашего трагического и радостного Времени.

Андрей Дементьев

2018 год

Фотографии

Мне посчастливилось в юности, когда я еще жил в Калинине (ныне город Тверь), подружиться с писателем из Петербурга Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым, который привез в Тверь Александра Трифоновича Твардовского, и мы провели вместе целый день.

Позже его внук, ректор Московской консерватории Александр Сергеевич Соколов рассказывал мне, что Твардовский читал у них в доме вслух мое стихотворение «Подсолнух», которое ему очень нравилось

Телевизионная съемка в редакции журнала «Юность», который я имел честь редактировать двенадцать лет

С писателями