В эксперименте помпурайцам (а также контрольной группе американцев) давали несколько фотографий мужчин разных возрастов, от младенца до старика, и просили разложить на столе перед собой в правильном порядке. Американцы, конечно, раскладывали фотографии слева направо, а вот помпурайцы поступали иначе: они клали младенца с восточной стороны, а старика с западной, независимо от ориентации стула, на котором они сидели. По-видимому, для помпурайца восток значит «начало» так же, как для американца – левая сторона. В последнем случае это может быть связано с направлением письма. Действительно, в похожих экспериментах носители иврита, на котором пишут справа налево, предпочитают соответствующим образом раскладывать фотографии. В случае же аборигенов восточно-западное течение времени, вероятно, связано с восходом солнца. Время – абстрактное понятие, которое нельзя пощупать или увидеть. То, как мы его понимаем, определяется языком.

Язык может менять восприятие и более наглядными способами. В русском языке синий и голубой – это разные цвета, а в английском – один и тот же, «blue». Еще один эксперимент Бородицки показывает, что русские, по сравнению с контрольными американцами, лучше различают оттенки синего31. Это само по себе интересно, но еще не доказывает, что язык напрямую влияет на распознавание цвета, может быть, дело в особом внимании русской культуры к голубому, которое проявляется как в визуальной чуткости, так и в дополнительном слове. Чтобы проверить активное участие языка в восприятии, русским ценителям оттенков одновременно с главным заданием, тестирующим цветовые способности, давали отвлекающее мысленное задание вроде «повторяйте в голове числа от одного до пяти» или «крутите в памяти треугольник». Так вот, когда отвлекающее задание было геометрическим, русские продолжали великолепно отличать голубой от синего, а когда задание было лингвистическим, эта сверхспособность внезапно исчезала и чувствительность к оттенкам синего уравнивалась с американцами из контрольной группы. Значит, именно язык позволяет русским видеть два цвета там, где другие видят один.

Неоуорфианскими можно считать и идеи Дэниела Эверетта. Как объяснялось выше, он утверждает, что «универсальная грамматика» Хомского на самом деле усваивается извне, что хорошо соответствует «принципу лингвистической относительности» Уорфа.

Пирахан, счастливые дети Амазонки с птичьим языком, в принципе являются прекрасным примером того, как язык влияет на мышление. Например, у них отсутствуют слова, обозначающие числа. Есть два слова, означающие «мало» или «много», но «два», например, в разных ситуациях может быть мало или много. Слова могут сопровождаться жестами с разными количествами пальцев, но эти количества тоже не фиксированы: один палец может означать «два», два – «пять», а пять – «три». Если им показать десять орехов и попросить выложить на столе столько же батареек, они в упор не могут воспроизвести точное число32. Пираханцев просто не волнуют точные числа. На вопрос, сколько у них детей, они скажут «много», но не сумеют назвать или показать пальцами точное количество.

Чем, иначе как необычным языком, объяснить настолько карикатурную математическую отсталость? Можно было бы допустить, что пираханцы отличаются особенностями гормонального фона или развитием мозга, но свободные половые отношения означают, что пираханцы обмениваются генами с окружающими племенами и потому биологически вряд ли могут серьезно отличаться от остального человечества. Если пираханского ребенка с раннего детства поместить в среду типичной бразильской семьи, можно не сомневаться, что из него вырастет типичный бразильский человек с типичными бразильскими способностями к арифметике. У пираханцев все в порядке с мозгом – у них просто отсутствует математический модуль языка, а вместе с тем и математический модуль мышления. Числа – это когнитивная технология, и у пирахан этой технологии нет, как нет у них технологии книгопечатания или животноводства33.

О чем думает старший брат

И все-таки лучше всего влияние языка на мышление иллюстрируют никарагуанцы из интерната для глухонемых. На их уникальном примере блестяще прослеживается то, как эволюция языка ведет к эволюции мышления23, 24.

В одном из исследований выпускникам разных лет (то есть владеющим либо «ранним», либо «поздним», более развитым языком) показывали один и тот же сюжет, выкладывая перед ними последовательность карточек с рисунками– комиксами. На рисунках два брата: толстый старший и хлипкий младший. Старший брат отнимает у младшего игрушечный паровоз и кладет под кровать, а потом идет в другую комнату (там он ест). В это время младший брат со злобной ухмылкой достает паровоз из-под кровати и перекладывает его в ящик с другой стороны комнаты, а сам убегает. Тут, наевшись, возвращается старший брат и задумчиво встает посреди комнаты с игрушечными рельсами в руках.

Вопрос к выпускнику: куда пойдет искать паровоз старший брат? Испытуемым предлагалось два варианта развязки: толстяк лезет под кровать, куда он положил паровоз (это, разумеется, правильный ответ), или же направляется к ящику с другой стороны комнаты. В эксперименте 2001 г. старшие из испытуемых, поступившие в школу для глухонемых между 1977 и 1984 г., отвечали правильно только в 10 % случаев. Младшая группа выпускников давала правильный ответ в 90 % случаев23.

Авторы этой работы, Дженни Паерс и Энн Сенгас, считают, что дело в языке, которым пользуются испытуемые для описания событий – как в речи, так и в собственных мыслях. Ученые показывали никарагуанцам видеоролики наподобие сюжета с братьями, где люди хотят сделать что-то одно, но совершают ошибку, потому что не знают каких-то условий. Испытуемых просили объяснить, что произошло, и замеряли, сколько раз те используют слова, относящиеся к желаниям (например, «она хочет взять ключи»), и слова, относящиеся к мыслям («она думает, что они в ящике»). Две группы выпускников разных возрастов пользовались одинаковым количеством «желательных» слов, но «мыслительных» слов среди более молодой группы было почти в семь раз больше.

Интересно, что при повторном эксперименте через два года старшая группа стала пользоваться «мыслительными» словами гораздо чаще. Авторы считают, что все дело в обществе глухонемых, которое за прошедший период стали посещать члены группы и где они общались с более молодыми товарищами, перенимая от них языковые привычки. В том же повторном эксперименте существенно повысилась доля правильных ответов и в задаче с братьями и паровозом, так что между старшими и младшими группами уже не было большой разницы.

Видимо, где-то во второй половине 1980-х гг. в никарагуанском языке жестов возникло слово «думать». Половина выпускников из старшей группы вообще ни разу не пользовались никакими «мыслительными» словами. Ход их мыслей при анализе ситуации с братьями и паровозом можно понять: старший брат пойдет к ящику, он же хочет найти паровоз. Младшие же выпускники, обладающие «мыслительным языком», объясняли свою версию событий иначе: старший брат полезет под кровать, он же думает, что паровоз под кроватью.