Мистер Рид недоверчиво покачал головой.

– Вы читаете слишком много книг, – заявил он, откинувшись на неудобную скамью. – Может быть, я не так регулярно хожу в церковь, но я, безусловно, англиканец.

– Но вы были таким сдержанным и скрытным. О чем я должна была подумать? Мне казалось, это должно быть что-то ужасное, раз вы скрываете это, – объяснила я, потирая пальцы, которые медленно начали замерзать. Где я оставила свои перчатки? – Почему вы вообще это скрываете? Разве не похвально делать такую работу? – спросила я его, и он громко вздохнул.

– Но я не хочу, чтобы меня за это хвалили, мисс Крамб, – сказал он и снова выпрямился. – Только то, что я чувствую себя должным помочь в бедах нашего общества, еще не делает меня хорошим человеком. Я не хочу хвастаться этим, и я также не хочу, чтобы другие думали, что я лучше, чем есть, – расстроенно пробормотал он и вновь устремил свой взгляд на дорогу. Его воодушевление исчезло, а веселость уступила место строгости.

Я продолжала смотреть на него, понимая, что он имел в виду, но не могла с ним согласиться.

Потому что теперь я знала его тайну и взяла на себя смелость извлечь из нее свое суждение о его характере. Он был гораздо лучше, чем думал сам. Чем думала я. Ведь он не только помогал бедным детям, которые не могли позволить себе школу, он часто помогал и мне.

Он всегда делал это: строил из себя злого и уже превратил свою раздраженную принципиальную позу в форму искусства, но внутри, за всеми подлостями, грубым видом и невежливыми комментариями, он был человеком порядочности, мужества и сердечной доброты. Он сдерживал свои обещания, всегда спешил мне на помощь, когда я в ней нуждалась, и заставлял меня извлекать из себя максимум пользы.

И я любила его за это.

Возможно, его колючая оболочка навсегда останется такой, какой она была. Но с этим я бы научилась справляться.

Субботним утром я завтракала одна. Как бы я ни хотела, чтобы наш совместный завтрак повторился, я была разочарована.

Я не съела даже половины из того, что мне принесла миссис Кристи, и была очень взволнована. К своему смущению, я не могла дождаться, когда наконец ворвусь в библиотеку только чтобы увидеть мистера Рида.

В семь двадцать я, нервничая, покинула столовую. Как раз в тот момент, когда я застегивала пальто в коридоре, мистер Рид спускался по ступенькам. Он выглядел усталым, как и всегда, и с некоторым раздражением повязал себе на шею шарф. Его плечи были напряжены, волосы как обычно растрепаны, а во взгляде читалась некая торопливость.

Но я не позволила сбить себя с толку. Я сталкивалась практически с каждым его настроением, и воодушевление в груди каждый раз охватывало меня при виде его.

– Доброе утро, мистер Рид, – произнесла я, стараясь звучать спокойно, чтобы он не счел меня вспугнутой курицей. Кто любил радостных людей по утрам?

Мистер Рид поднял взгляд, казалось, только сейчас заметил меня у подножия лестницы, и морщины на его лбу мгновенно разгладились.

– Анимант, – вырвалось у него, но затем он опомнился. – Я имел в виду мисс Крамб, – быстро исправился он, рассеянно моргнул, кутаясь в шарф.

Мне пришлось подавить усмешку, я не понимала, как отнестись к этой реакции.

– У вас все в порядке? – спросила я, завязывая шарф и открывая дверь на улицу.

Я вышла в ошеломляющий зимний пейзаж, в который Лондон превратился за одну ночь и который, несмотря на густой туман, блестел в расплывчатом свете дня.

– Нет, – пробормотал мистер Рид, и я заинтересованно приподняла бровь. Он бросил на меня быстрый взгляд и снова наморщил лоб.

Я боялась, что сейчас он вновь оставит это в большом секрете и не посвятит меня в свои мысли, когда вновь заговорит.

– У меня встреча с двумя членами совета директоров. Они придут сегодня утром в библиотеку, и мне придется вести бесконечный и изнурительный разговор, который в итоге не принесет никаких результатов, – пожаловался он, пока мы бок о бок шагали по снегу.

Если бы фонари по обеим сторонам не обозначали путь, разглядеть его было бы трудно.

Я спрятала улыбку в шарф, чтобы он не заметил, что меня забавляет его недовольство, и сунула руки еще глубже в карманы. В начале моего пребывания здесь, в Лондоне, я задавалась вопросом, что такого ужасного в людях, что они так сильно раздражают мистера Рида. Но теперь я знала, что никто из них не был злым.

Мистер Рид просто был ворчуном, человеком, который любил оставаться наедине со своими вещами и которого беспокоило любое вмешательство. Он просто был слегка странным.

– Такие благородные пижоны, которые ничего не сделали для своего места в совете, кроме того, что назвали свои фамилии, – продолжил ругаться мистер Рид, и я не противилась этому.

– Я сделаю вам чай. Тогда вы выдержите это, – попыталась успокоить его я, на что библиотекарь только раздраженно фыркнул.

Мы вошли в библиотеку, словно это была обычная повседневность, и приступили к нашей ежедневной работе.

Между нами царило расслабленное равновесие, и это приводило меня в некое приподнятое чувство.

Я разобралась с газетами, пережила поход в архив, немного убралась, а потом уже пришли господа, о которых говорил мистер Рид.

Они не поздоровались в ответ, когда я подошла к ним, но позволили мне забрать у них пальто. В общем, они отнеслись как мне как к прислуге, и вдруг я совершенно точно поняла, почему мистер Рид не испытывал особого желания иметь дела с этими двумя прилизанными господами.

Однако я выместила свой гнев на чайных листьях, приготовила поднос и затем тихо постучалась в кабинет библиотекаря. Несмотря ни на что, я вела себя вполне любезно, делала вид, что я идеальная, добродушная девушка, и одаривала раздраженного мистера Рида за спинами его посетителей гримасой, чтобы подбодрить его. И он в самом деле смеялся над этим.

Это было такое ребяческое поведение, и все же я не очень стыдилась этого. Мне оставалось только посмеяться над собой, быстро закрыть за собой дверь и снова посвятить себя работе.

Я рассортировала книги, взяла ящик, пришедший из-за границы, и между тем пыталась заставить Коди произнести хоть слово. Однако через несколько минут он сбежал в химический отдел, и я гадала, что стало причиной моего такого хорошего настроения.

Я чувствовала себя окрыленной и даже немного замечтавшейся, и это несмотря на то, что мистер Рид вел себя по отношению ко мне не иначе, чем раньше.

Или, может быть, именно поэтому. Он видел меня в очень неловком положении, держал меня, пока меня тошнило на улице. Он привез меня домой, и, возможно, даже поднял по лестнице, и все же между нами все было как прежде.

Или нет? Он все так же угрюм и своенравен, как и раньше. Но напряжение спало. Это было почти так же, как если бы узел внутри меня лопнул, и я могла дышать свободнее. Потому что теперь я поняла, какой он. Потому что мистер Рид был хорошим человеком, и он не ненавидел меня, хотя уже видел все мои плохие стороны.