мы спать не будем. Мы пойдем к Тоши.

Удача решила, что сегодня с нас хватит лицезреть ее светлый лик, и повернулась к нам жопой. Не дойдя до внешнего забора конторы Синьки, мы учуяли запах гари. Ворота еще тлели, а здания были уже потушены.

— Мда, — протянул я, оглядев владения Хидики. Точнее, то, что от них осталось после нападения.

Пейзаж был удручающим: над головой тяжёлые тучи, под ногами мокрая черная от пепла грязища, будто тут уже прошел ливень, на месте деревянных бараков — обломки.

Тоши опознал нукенина, которого я убил, даже показал мне его в книге наград. Именно он убил одного из двух дежуривших на входе корешков, а второго тяжело ранил. Потом бывший шиноби Кумо и его молниевый клон прорвались на нижние уровни, там убили еще одного охранника, дворецкого Карпа и одного из братьев Кимой. Второму повезло выжить только потому, что за час до этого ему стало плохо, и Кимой Юкаву перенесли в медпункт.

Свободные места были только в палатках или на футонах под открытым небом, которое явно собиралось пролить на наши головы ливень. Порядком вымотанный помощью ирьенину Корня (латал вместе с ним раненых), я забрался в палатку, стуча зубами.

Мне особенно запомнилась одна из мужеподобных амазонок Хидики, которая стойко перенесла сращивание мышц и даже отказалась от обезболивающего, сказав, что двух доз — до и после — будет много и одной после будет достаточно.

Наруто и Анко не спали, но только мелкий сделал вид, что не проснулся, видимо, чтобы подслушать.

— У тебя холодные руки, — прошептала Анко, коснувшись моих плеч, когда стаскивала жилет. — Ты довел себя почти до истощения.

— Ничего, когда придут родственники, я буду в норме. И эти ребята, — я шмыгнул носом, чтобы не чихнуть, — тоже. Чем нас будет больше, тем лучше.

— У тебя даже грудь холодная, — прижалась ко мне девушка.

А я, чуть не ляпнув «у тебя тоже», прикусил язык.

Анко была чуть теплее, чем я, и согреть меня не могла. По крайней мере, не в присутствии Наруто.

Я, честно, хотел поспать, но весь извелся: то от лапок Анко холодно, то в палатке душно, то в животе бурчит, то Наруто ворочается-дерется. Получив от мелкого пяткой в лоб, я тихо снял с себя Анко и вылез наружу. Вдохнув предрассветный сырой воздух, распечатал булку и кусок рыбы. Сжевать нехитрый завтрак решил на дереве, да и лагерь заодно осмотреть с высоты. Там я наткнулся на дозорного: парень был загорелый, явно не из тех ребят, которые нас сопровождали. Поздоровавшись, распечатал ещё кусок хлеба с рыбой и протянул ему. Он удивился, но бутерброд взял и поблагодарил. Так и сидели, шурша салфетками.

Отсюда было видно не только лагерь, но и пепелище нашего домика, которое мы просто обвалили в чуть расширенный лаз.

Пока мы насыщались, меня неотрывно преследовала мысль о том, что придурочный Карп сделал все, чтобы заставить меня убить его. А вот этого как раз делать нельзя.

Тут даже такая поговорка есть: Настоящий Даймё всегда сам карает своих ослушников. Смысл ее в не том, что даймё лично головы рубит перед завтраком — для аппетита, а в том, что своих вассалов должен наказывать их сюзерен, и никто другой. Поступать иначе — значит оскорблять верховную власть Страны Огня. Местные жители небезосновательно считали, что в стране слабый правитель, а значит, и бардак, если подчинённых даймё убивают по своему разумению кто ни попадя: местные феодалы, местные кланы шиноби или даже другие чиновники. Конечно, из любого правила всегда есть исключения, и чиновника-предателя, вступившего в сговор с чужой страной или задумавшего поднять мятеж против законной власти, а также совершившего иные очень тяжёлые проступки, иногда нужно убить максимально быстро. Просто потому что он может представлять опасность живым. Но вот каждый такой случай рассматривается очень подробно. Если я убью бывшего министра правых дел, пусть и за дело, то отношения клана Умино с Двором Даймё ухудшатся, и меня наверняка ждёт допрос у старшего Яманака. А мне этого не нужно. Но и оставлять эту скользкую скотину безнаказанной никак нельзя — пострадает имидж и моего клана, и меня самого, как его главы. А это тоже недопустимо. Кажется, у меня появилась какая-то интересная идея, но обдумать со всех сторон мне её не дали.

К нам залез потирающий глаза Наруто. Вслед за ним — Анко. Нас стало опасно много на одном дереве, пусть даже на таком большом и крепком.

— Кстати, Анко-сан, а как ты сделала лаз? — спросил Наруто, когда мы были уже внизу. — Это была какая-то техника?

— Нет, — улыбнулась, слегка помотав головой, Митараши. — Чистый контроль элемента, и ничего больше.

Наруто не поверил, что такое возможно:

— Но ты ведь использовала две печати!

Пришлось ему разъяснять, что элементальной чакрой можно управлять так же, как и обычной, только это сложнее. Анко, имея хороший контроль своей стихийной чакры, без всяких дзютсу смогла создать нам ход под землей, использовав всего две печати — концентрации и стихийной трансформации земли. А теоретически могла бы использовать только одну или даже без нее обойтись.

На этой части объяснения Анко смущенно покраснела и добавила, что только теоретически и что ее контроль не настолько хорош.

В целом, стихийное преобразование освоить было достаточно просто. А вот научиться управлять на высоком уровне другой чакрой, с совершенно другими свойствами и другими приемами для ее контроля, — вот это было действительно сложной задачей, на которую многие тратили годы. Это усугублялось еще и тем, что, освоив несколько стихий, человек порой начинал путаться, применяя для работы с чакрой приемы, свойственные не ей, а какой-то другой. Путая способы контроля воздуха и воды, например. Именно это было основной причиной того, что на хорошо освоивших управление двумя-тремя стихиями смотрели, как на выдающихся специалистов в ниндзютсу, а на уверенно владеющими тремя-четырьмя элементами — как на полубогов.

Для таких достижений надо было быть или гениальным, или умным и очень трудолюбивым шиноби, да и обладать хорошей памятью не помешало бы. В общем, эта задача не по плечу средненькому ниндзя. И тем более не средним бесклановым шиноби без улучшенного генома, которым дай бог за всю жизнь хоть бы с контролем двух видов