Кайя глубоко вздохнула, чтобы со злости не наговорить ещё чего похуже,и снизошла до объяснений.

   – Я не прижила дитя за тот год, потому что в слепоте своей просила помощи от недугов у аптекарши Марики. Откуда мне было знать, что я ей просто мешала и что она мечтала расчистить дорогу к Штефану для своей Дагмар? Теперь я думаю, что под видом целебных трав она подсовывала мне отраву, чтобы я не могла зачать. А вот Дагмар оказалаcь куда умней и расторопней меня.

   Эрлинг потрясенно комкал в руках полотенце и молчал, не сводя с нее взгляда.

   – Что до «радости»… – Кайя невесело рассмеялась, пряча навернувшиеся на глаза слезы. – Я просто не хотела огорчать тебя, вот и делала вид, будто все хорошо и мне ничуточки не горько оттого, что у меня опять не получилось. Я, наверное, все-таки никчемная жена, Эрлинг. Бесполезная и бесплодная.

   Горло сдавил предательский спазм, и Кайя сдавленно всхлипнула. Она поспешно зажала ладонью рот, но и это не пoмогло – слезы покатились градом, и oна уже ничего не смогла с собой поделать. Спрятала лицо в ладонях и расплакалась навзрыд, наплевав и на собственную гордость,и на то, чтo теперь подумает о ней Эрлинг.

   За какие-то доли мгновения он оказался рядом с ней, по-медвежьи сгреб в объятия, прижал к своей груди, принялся гладить по волосам.

   – Кайя, милая, не плачь, – забормотал он у нее над ухом. – И не говори так о себе. Будут у нас дети или нет, о том лишь Создатель знает, да ещё может старые духи. Но для меня ты всегда будешь лучшей на свете женой, потому что я люблю тебя.

   Кайя судорожно цеплялась пальцами за его рубашку – как всегда, когда искала у него утешения. Обоюдные признания облегчили камень, лежавший у нее на душе: теперь он знает ее тайную боль, а oна лишний раз убедилась, что Эрлинга она не заслуживает. Вот опять обвинила его мысленно дельбухи знают в чем вместо того, чтобы поговорить откровенно!

   – Мыльня остыла, - уже совсем другим, уютным голосом сказал Эрлинг. - Не стой босиком на холодном полу.

   – Ничего, - в тон ему прошептала Кайя и потерлась носом о его грудь. – Скoро в Заводье придет настоящее тепло.

***

Тепло и впрямь нагрянуло в Заводье внезапно, как будто перерубив весну пополам: вот только что промерзшую землю еще местами покрывал слежавшийся, грязный снег – и вдруг eго не стало, на лугах зазеленела молодая трава, на полях жадно потянулась к солнцу озимая пшеница, а ветви деревьев и кустов в считаные дни нарядились в изумрудные кружева.

    С приходом тепла работы во дворе и на земле стало невпроворот. Эрлинг, по настоянию Кайи, все-таки обзавелся немалым хозяйством: в запруде близ залива плескались гуси и утки, на зеленом склоне за задним двором паслись две козы и овца, уже успевшие обзавестись первым приплодом; кур-несушек, благоразумно державшихся за защитой плетеной огорожи, пугал веселым тявканьем очень-очень грозный сторожевой пес трех месяцев от роду; подросший Рыжик, пo-хозяйски задрав хвост, по праву старшего в доме лениво обходил свои владения, а вечерами на все это крикливое многообразие с непоколебимым спокойствием взирал тягловой жеребėц по прозвищу Молчун, отдыхавший в стойле после утомительной работы на поле.

   Для Кайи Эрлинг нанял помощницу, чтобы освободить жену от утомительного труда во дворе и поле. Поначалу oна сердилась, уверяя, что вовсе не безрукая и сумеет управиться со всем сама, но в конце концов сдалась: заказов на шитье и искусную вышивку у нее становилось все больше, и нежные руки приходилось беречь для тонкой работы. Она отвоевала себе лишь право заботиться об огородике на солнечной стороне двора, выходящей к заливу, где она насеяла столовой зелени и разных трав; да еще право самостоятельно готовить еду: чужим рукам она не доверяла.

   К началу лета и ему стало полегче. На фабрику к Тео он наведывался теперь не каждый день, предпочитая большую часть времени оставаться дома: тонкая работа с деревом ему лучше удавалась в домашней мастерской, где благословенную тишину сквозь распахнутые настежь окна нарушали только заливистое пение лесных птиц, плеск волн в заливе и тихое, мелодичное пение Кайи, которая с приходом тепла полюбила вышивать на задней веранде.

   Поле было давно вспахано и засеяно, урожай еще только зрел на полях и в садах, пора сенокосов ещё не пришла, поэтому появилось время и для неспешной подготовки к зиме. После празднования Змеиного дня городской староста дал позволение на вырубку сухостоя, чтобы люди могли запастись дровами на зиму и расчистить лес для молодой поросли. Эрлинг без труда мог бы просто купить дрова,и ему привезли бы их прямо к дому да еще и уложили бы в поленницу, вот только все никак не шли из головы мимоходом оброненные слова Йоханнеса о том, что вскоре зять совсем разленится, привыкнув сорить деньгами, и вот-вот превратится в обрюзгшего богача вроде господина Луца, с большим животом и пухлыми, холеными руками.

   Йоханнес, может, сказал это и не всерьез, а просто по обыкновению подтрунивал над зятем, при этом хитро посмеиваясь и щуря свои разномастные глаза, но Эрлинг и впрямь забоялся, что однажды от сытой жизни и лени его живот, на котором Кайя, к его тайному удовольствию, любила украдкой прощупывать твердые мышцы, вдруг обрастет жирком, а руки ослабеют настолько, что уже не то что топор, а и ложку над тарелкой не удержат.

   Поэтому дрова заготавливать к будущей зиме он решил сам. Выгoда со всех сторон: и люди, включая ехидного тестя, лежебокой не назовут,и древесину можно отобрать ту, что даст больше тепла и меньше смолы,и ощутить, что молодая, здоровая сила в руках никуда не девалась. Дважды в седмицу по утрам он брал запряженного Молчуна и уходил в лес, чтобы возвратиться незадолго до полудня с полным возом дров и до обеда успеть уложить их в поленницу.

   Это утро выдалось погожим и ясным,теплым, но не жарким, напоенным запахами луговых трав и умытых росoй цветов под окном. Эрлинг поцеловал хлопочущую на кухне Кайю и ушел в лес, пoсвистывая и тихо радуясь новому дню. В прошлый раз он приметил для себя большой высохший дуб, на котором поставил в качестве метки несколько зарубок,и