Вокруг звенели детские голоса, слышались урчание зверей и вскрики птиц. Жизнь била ключом под сенью старого парка. А Хиршбургу стало неуютно и зябко.

Винер достал мобильный телефон. Посмотрел на часы.

Ждал не больше минуты. Только стрелки показали час дня, раздался звонок.

— Вот она, Хиршбург, немецкая пунктуальность! — Винер поднес трубку к уху. — Здесь Винер. Говорите.

Он выслушал краткий доклад, нажал на кнопку отбоя.

— Ликвидация прошла успешно. У русских прибавилось работы, — пояснил он.

Хиршбург пожевал губу, косясь на телефон. «Он пожертвовал русским агентом, как пешкой. Посчитав это красивым ходом. Как это называется у шахматистов?» — подумал Хиршбург.

— Потеря качества при сохранении темпа, — произнес вслух Винер.

Хиршбург невольно сжался, с мистическим ужасом в глазах посмотрел на юного шефа. Винер перехватил взгляд старика и засмеялся, откинув голову.

— Что вы так побледнели, Вальтер? Успокойтесь — и вы легко найдете объяснение этой загадке. Не догадались? Ха, не я прочитал ваши мысли, просто мы с вами одновременно подумали об одном и том же! — Винер похлопал его по колену. — Пойдемте посмотрим на хищников. А потом заскочим куда-нибудь пообедать.

— Погодите! — остановил его Хиршбург. — Этот русский начнет метаться, пытаясь вырваться из западни, и обязательно наделает глупостей. Черт с тем, что вы подставили агента БНД, думаю, я смогу объяснить это своим друзьям. Но русский может легко спалить своего куратора. Не спасет даже австрийский диппаспорт. Он и так рискует, таская за собой эту даму из КГБ.

Винер задумался.

— Хорошо. Дайте знать Бойзеку, что в его услугах мы больше не нуждаемся. Пусть найдет повод уехать из города. — Винер вскинул подбородок. — Что еще вас беспокоит?

— Ничего, герр Винер. — Хиршбург опустил глаза. Винер легко вскочил со скамейки, помог Хиршбургу встать.

У вольера со львами Винер стоял дольше всего, внимательно наблюдая за гривастым вожаком. Словно чувствуя его взгляд, лев нервно порыкивал, скреб когтями землю.

Зверь не мог вытерпеть взгляда человека, спокойно отдающего приказ на устранение одного и готового одним нажатием кнопки превратить в тягловый скот миллионы.

«Я не сказал ему, что не мешало бы сначала спросить у Хранителей, готовы ли они допустить подобное, — подумал Хиршбург. — Да и он наверняка думает сейчас о них. Не зря же застыл у клетки со львом. Ждет знака»[40].

Сквозь прутья решетки на них смотрели янтарные глаза хищника.

* * *

Елисеев с тоской посмотрел за окно, где уже вовсю жарило полуденное солнце. И заставил себя вернуться к чтению аналитической справки. Читать Федя полюбил еще в детстве. Но попав на службу в контрразведку, быстро понял, что процесс сложения букв в слова может стать пыткой. Особенно если читать каждый день тот бумажный ворох, что потоком носил со стола на стол бюрократический конвейер родного ведомства. И писали опера, как думал Елисеев, тоже под пытками. Потому что в здравом уме таких оборотов не выдумаешь.

Потрепанную папку ему сунул начальник «пятой линии». Это была вся помощь, что он смог оказать Елисееву по просьбе Черкасова. Пятый отдел стоял на ушах по случаю приезда в город очередной экспедиции, мечтающей найти Янтарную комнату. И, понятно, повышать эрудицию Елисеева всем было недосуг. Вместо того чтобы услышать все самое интересное за неспешной беседой под водочку, как разрешил Черкасов, Елисееву пришлось самому штудировать отчет «пятой линии» о проделанной работе.

— Да, горазды мужики коту яйца крутить, — сделал вывод Елисеев, одолев последнюю страницу.

В принципе, прочитав историческую справку на первой странице, дальше можно было и не читать. Сразу же становилось ясно, что мужики бдительно охраняли то, чего нет.

Еще до войны, в тридцать девятом году, немцы задумали создать в Кенигсберге Музей воинской славы, второй по величине после Музея фюрера в Линцё. Во время войны стараниями гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха стали свозить в город трофеи со всей оккупированной части России. А потом чаша весов качнулась в другую сторону.

Город разутюжила английская авиация, наши добавили во время Восточнопрусской операции. В разрушенный! город вошли солдаты, считавшие своим долгом конфисковать аккордеоны, патефоны и прочие трофеи. Со вторым эшелоном освободителей прибыли спецы из Трофейного управления и частой гребенкой прочесали все, что представляло хоть какую-то ценность. Только за один сорок пятый год из Германии вывезли четыреста тысяч вагонов различного имущества. При политуправлениях работали группы искусствоведов в погонах, целенаправленно искавшие и вывозившие культурные ценности. Свои и чужие, без разбора. В те времена это никому странным не казалось, потому что по извечному закону войны победитель получает все. Считалось, что таким образом мы компенсируем потери наших музеев.

Позже к кладоискательству подключились местные жители и криминальные элементы. Копали везде и всюду… В справке указывалось, что в области не осталось ни одного не разоренного евангелистского храма. Не гнушались даже вскрывать могилы. Бессистемный поиск «диких» поисковиков объяснялся не только жадностью, а еще и тем, что коренных жителей Пруссии в Калининградской области не осталось, посоветоваться было не с кем. Сталин решал проблемы народонаселения кардинально и просто. Всех военнопленных, капитулировавших в окруженном Кенигсберге, услали восстанавливать разрушенное народное хозяйство СССР, а мирных граждан, около ста тысяч, принудительно переселили в ту часть Германии, которой суждено было стать социалистической. Опустевшую область заселили проверенными кадрами и объявили закрытой зоной.

Спорадические попытки что-то откопать (чаще всего громогласно объявляли о скором обнаружении Янтарной комнаты), если верить справке, были результатом оперативных игр спецслужб. А серьезной и планомерной работой занималась до восьмидесятых годов только комиссия Строженко. Она осмотрела все объекты, где еще хоть что-нибудь могло остаться после нашествия трофейных служб, и выдала официальное заключение, что никаких тайных кладов больше нет.

Елисеев нашел страницу, где перечислялись места работы комиссии, и стал сверять с данными наружного наблюдения за Гусевым. Получалось, за неделю Гусев осмотрел практически все. Попыток покопать не предпринимал, приборную разведку не вел. А если учесть, что там сейчас трава по пояс или утрамбованная земля, то, очевидно, его интересовала именно нетронутость этих мест.

— Почему он сам приехал. Мог же через агентуру проверить. — В кабинете Елисеев был один, обратиться не к кому, и он поднял глаза на портрет Феликса на стене. — Как считаешь?

Засиженный мухами рыцарь революции прятал усмешку в усы и хитро косил глазом из-под козырька фуражки. Ждал, когда наследник его дела догадается сам.