Теперь нужно было доложить о выполнении задачи, об обстановке и получить приказ на дальнейшие действия. Рация повреждена, но уже через 10–15 минут была установлена телефонная связь. Валявшимися в большом количестве кирпичами и какими-то бетонными блоками стали укреплять выходящие в сторону противника окна подвалов, превращая их в огневые точки.

Нам показалось, что всех немцев, оборонявших эти здания, мы или уничтожили, или взяли в плен, так как не видели отступавших. Значит, на каком-то удалении у них мог быть очередной эшелон обороны, и от него можно было ожидать всего, тем более что силы там были свежие, а занятое нами место наверняка хорошо пристреляно. Ночью нас они пока не беспокоили, и в этой относительной тишине мы услышали цокот копыт. Это приближалась походная кухня! Вот когда подоспел вчерашний ужин. Не прерывая работ по укреплению своей обороны, приняли пищу, глотнув предварительно «наркомовскую». Наливали ее в свои кружки из стандартных поллитровок (одна на 5 человек). Удивлялись, как это удается иногда довозить до самой передовой эти хрупкие емкости!

Я так часто и подробно останавливаюсь на проблеме горячего питания в бою, чтобы, во-первых, этим лишний раз опровергнуть ложь, будто штрафников вообще не ставили ни на какое довольствие, и, во-вторых, подчеркнуть, что это не менее важный вид обеспечения, чем пополнение боеприпасами, и то и другое на войне переоценить или недооценивать нельзя. Если наличие боеприпасов говорит, так сказать, о технической боеспособности воина, то от того, сыт ли он, зависят его моральное состояние и силы, а от них — и боевой дух, самое важное для победы.

В ту ночь мы вроде бы уже привыкли к тому, что в течение нескольких часов не было слышно стрельбы, не рвались мины и снаряды, смолк гул самолетов над нами.

Вдруг налетевший шквал артиллерийско-минометного огня мгновенно развеял наши почти мирные настроения. Не успел ротный закончить доклад по телефону в штаб об этом, как пропала и телефонная связь. Видимо, во время артобстрела был поврежден провод. А телефонную связь в звене «взвод-рота-батальон» обычно устраивали по однопроводной схеме. Это когда тянули от телефона к телефону один провод, а вторым проводом была земля, в которую от вторых клемм телефонов втыкали короткий провод с металлическим штырем. Слышимость была не ахти, но зато какая экономия провода!

Ротному командиру нужно было докладывать обстановку, которая могла каждую минуту измениться. Помначштаба Семыкин сидел у рации и пытался ее оживить. Устранить разрыв провода вызвался штрафник из моего взвода. Я его приметил еще во время формирования. Тогда у нас уже редко появлялись «окруженцы», но он был одним из них. Какой-то он всегда был неактивный, что называется, «себе на уме», а здесь меня удивила его решимость, но и обрадовало то, что человек наконец переборол это свое мрачное состояние. И рад был за штрафника-«окруженца», фамилию которого Федоренко установил лишь в 2014 году через ЦАМО РФ.

Однако прошло 10… 20 минут — связь не действовала. А тут еще после довольно продолжительного артналета противник через каждые 5–7 минут давал короткие залпы по нашим позициям и ближайшим тылам. Капитан Матвиенко торопил связистов срочно восстановить линию. И тогда старший лейтенант Семыкин, бросив рацию, в которую пытался вдохнуть жизнь, сказав «Пойду я!», выскочил из укрытия и скрылся в надвигавшихся сумерках, накинув на себя видавшую виды обыкновенную солдатскую шинель.

Минут через 10 связист, постоянно и безуспешно, до хрипоты кричавший в телефонную трубку «Висла, Висла, я — Буг», вдруг истошно заорал: «Есть связь!!!», хотя немцы продолжали вести артобстрел наших позиций. Капитан вырвал у него трубку, и после некоторого времени внезапно появившаяся и пока еще неустойчивая связь стабилизировалась. Ротный успел доложить обстановку, получить нужные указания или распоряжения, как связь снова прервалась, правда, ненадолго. Затем она восстановилась, и минут через 10–15 возвратился Валерий. Шинель его была испачкана землей, в репейниках, а кисти рук обмотаны обрывками носового платка.

Посланного штрафника он не нашел — ни живого, ни убитого. Обрыв провода обнаружил, но оказалось, что снаряд разорвался прямо на проводе, взрывом вырвало приличный его кусок, а второй его конец отбросило далеко в сторону, метров на 50. Исползав все вокруг, нашел конец оборванного провода, однако дотянуть его до обнаруженного места обрыва не смог, даже изо всех сил натягивая оба конца. Тогда, понимая цену каждой секунды, под артналетом он зубами зачистил концы провода, вонзил их стальные жилки себе в ладони обеих рук и зажал, таким образом превратив свое тело в недостающее звено линии связи. Уже после войны, читая литературу о войне, я где-то встретил похожий случай, когда вот в такой же ситуации связист обеспечил связь, зажав концы провода зубами, так и погибнув.

И вот здесь, когда Валерий почувствовал, что телефонный разговор завершен, достал из кармана имевшийся у него всегда на всякий случай моток провода, соединил концы и даже на ощупь заизолировал сростки изолентой. Настоящий связист: и моток провода в кармане, и изолента при себе!

Когда мы спросили его, как же он узнал, что телефонный разговор окончен, он ответил, что чувствовал это по импульсам слабого электротока, возникающего во время телефонного разговора. А их он чувствовал оголенными концами провода, вонзившимися в ладони. Вот так проявились здесь и храбрость, отвага и высокий профессионализм моего друга, офицера Валерия Захаровича Семыкина.

Штрафника Федоренко, вызвавшегося исправить линию связи, тогда не нашли, потому что сбежал он, дезертировал с поля боя. Ошибся я в нем, неопытным психологом был еще, доверчивым. Мы долго считали его без вести пропавшим, но в январе 1945 года, уже после боев за Варшаву, его где-то выловили и доставили в батальон и до окончания следствия держали его под охраной на чердаке. В архивах ЦАМО в книге донесений 8-го ОШБ есть следующая запись: «21.02.1945 г. г. Зельхов. Находящийся под следствием на гауптвахте боец-переменник Федоренко Василий Федорович при попытке бежать взломал крышу помещения и, несмотря на ряд предупреждений часового, начал ломать дверь. Часовой боец-переменник Корявченко после предупредительных третьим выстрелом ранил Федоренко в руку. Он отправлен в госпиталь на излечение. Внеочередное донесение № 0127 отправлено Нач. Отд. кадров 1БФ 4.03.45».

Вернемся в ту ночь напряженного ожидания. Короткие артналеты продолжались систематически, и всю ночь мы ожидали возможной контратаки, на которую немец решился только с рассветом. Пехота, наступающая за танками, которых было штук 5, выбежала из-за них и пошла вперед. По ракете, пущенной командиром роты, ожили все наши пулеметы, и ручные, и станковые. Цепи наступающих фрицев стали редеть на наших глазах. Огонь ПТР и пулеметов велся и по смотровым щелям приближавшихся «пантер» и «тигров». И вот, когда водитель вырвавшегося вперед немецкого танка, видимо, потеряв ориентировку из-за попадания пуль в смотровые щели, подставил борт своей машины под выстрелы бронебойщиков, эта «пантера» была подбита и загорелась, немцы стали выскакивать. Тогда старший лейтенант Сергеев, крикнув «Прикрой!» своему заместителю, высокому, крепкому, единственному в этом наборе штрафников бородачу со знаменитой фамилией Пушкин, с пистолетом бросился к этой группе. Сделав несколько пистолетных выстрелов в бывших рядом гитлеровцев, подскочил к этому немцу, сбил его с ног, прижал к земле и держал так, пока к ним не подбежали наши.