Он этим путем ознакомился со всеми почти офицерами своего корпуса, и, когда до его сведения доходило, что полезный офицер намеревался оставить службу, он не почитал для себя унижением или слабостью письменно просить его отказаться от того. Мы большею частью видим, что начальники, щедро рассыпающие вокруг себя награды, более любимы своими подчиненными. Алексей Петрович приобрел всеобщую любовь совершенно иным путем: он награждал офицеров лишь после нескольких отличий, а потому всякая награда, полученная по его ходатайству, ценилась весьма высоко. Жестокое, по-видимому, обращение его с туземцами было лишь следствием необходимости и глубокого понимания духа и характера народа, с которым ему приходилось иметь дело.

(Хотя плодами его грозной и энергической военной системы было обуздание горцев, но ему не удалось, однако, вполне возбранить одиноким наездникам вторгаться в наши пределы. При всем том хищнические набеги, кои имели всегда место даже при знаменитом князе Цицианове, сумасбродном графе Гудовиче, благородном и изящно одетом Тормасове и слабом Ртищеве, значительно уменьшились. Никто, даже пастырские увещания К. Г., не были в силах обратить к мирной жизни отважных всадников, алчущих лишь добычи и у коих разбои возведены на степень добродетели. – М. П.)

Приведя однажды в трепет непокорных горцев, он мог впоследствии лишь изредка прибегать к мерам строгости. (Весьма замечательно то, что Алексей Петрович Ермолов, вопреки уверениям многочисленных его недоброжелателей, весьма редко наказывал виновных в последние годы своего командования; эта система прямо противоположна образу действий многих филантропов, кои, начиная баловством, находятся вскоре вынужденными слишком часто обращаться к мерам строгости, которые уже не могут оказывать желаемого действия. – М. П.) Он знал, что одна строгость бессильна, если ее не сопровождают неуклонное правосудие и бескорыстие. Эти качества, идя рука об руку, обильны по своим последствиям; вот истинная причина того благоговения и необычайной преданности, питаемых к нему жителями края. Народы Азии, еще не знакомые с филантропическим воззрением европейцев, уважают лишь начальника, умеющего сочетать строгость с справедливостью; отсутствие строгости почитается ими лишь признаком слабости.

Весьма часто, когда Ермолову не хотелось карать незначительных преступников, он заблаговременно предупреждал о том своего неразлучного и верного начальника штаба, Алексея Александровича Вельяминова[179], чтоб он о них ходатайствовал; уступая, по-видимому, его убеждениям, Алексей Петрович смягчал приговоры свои и даже нередко совершенно прощал виновных. Вот почему слава о его справедливости и бескорыстии распространилась далеко за пределы Грузии. Правитель дел Аббас-Мирзы, некто Мирза-Сале, известный по своему уму, образованию и знанию многих языков, заказывавший некогда для Персии орудие в Англии и Франции и потому значительно разбогатевший, навлек на себя гнев принца, который, желая овладеть всем его имуществом, вознамерился его умертвить. Мирза-Сале, предупрежденный об этом заблаговременно, бежал в Грузию, где прибегнул под покровительство Ермолова; он с полною доверенностью передал ему на сохранение все свои сокровища, в числе коих находились богатые подарки от короля английского и Людовика XVIII. Вследствие требования Аббас-Мирзы выдать бежавшего сановника Ермолов советовал ему удалиться сперва в Астрахань, а потом далее. Впоследствии он, возвратившись в свое отечество, сопровождал Хозрев-Мирзу в Петербург.

Ермолов, желая ознаменовать чем-нибудь свое вступление в командование Грузинским корпусом, исходатайствовал у государя прощение 40 грузинским князьям, сосланным в Сибирь, вследствие несправедливых наветов генерал-лейтенанта князя Орбелиани. Еще до назначения Ермолова командиром корпуса открыта была по всей России подписка для собрания суммы, необходимой для выкупа взятого близ Кизляра в плен храброго впоследствии командира Куринского полка, полковника Швецова. Ермолов предписал командовавшему войсками на линии генералу Дельпоццо посадить в кизлярскую крепость всех окрестных туземных князьков, чрез земли которых следовали хищники, коим они явно содействовали в пленении этого офицера, и содержать их дотоле, пока не будет собрана необходимая сумма. Захваченные князья поспешно собрали 7000 рублей, вместо требуемых сперва 15 000 рублей. Швецов был вскоре освобожден, а потому приказано было выпустить из-под ареста и князей.

До 1820 года назначалась из Военного министерства сумма для выкупа пленных в Черномории, где до времен Ермолова было строго воспрещено нашим войскам переходить через Кубань. Захватив однажды большое количество пленных чеченцев, Ермолов выдал лучших пленниц замуж за имеретин, а прочих продал в горы по рублю серебром. Это навело такой ужас на чеченцев и прочих горцев, что они от этого времени лишь изредка захватывали наших в плен, и то не иначе как поодиночке; пользуясь тем, Ермолов предложил обратить вышесказанную сумму на другое употребление. В 1820 году было прислано из Ахена на имя Ермолова высочайшее повеление об уступлении Турции областей, лежащих близ Черного моря: он был вместе с тем извещен, что послу нашему в Константинополе, барону Строганову, было приказано обещать султану скорое возвращение этих земель, жители которых уже обратились в христианскую веру. Ермолов, написав государю всеподданнейшее письмо, в коем были изложены гибельные последствия столь несвоевременной уступки, окончил его следующими словами: «Если воля В. В. неотвратима, то прошу прислать мне преемника, для приведения ее в исполнение». Государь, милостиво оценив представление Ермолова, тотчас повелел барону Строганову не давать вышесказанного обещания; если оно было уже сделано, то присовокупить, что это будет приведено в исполнение лишь в том случае, когда дружественные сношения между Россией и Турцией не изменятся в течение 15 лет.