Г. Стимсон заметил, что Черчилль поднял вопрос о «Джимнасте», хорошо зная о тайной склонности президента к этой операции[588]. Британская концепция окружения Германии и взятия ее измором искала и находила обоснование в самой себе, писала в свой актив каждый риск и любую нерешительность Вашингтона. В аргументах, подбрасывавшихся премьером и его эмиссарами против форсирования Ла-Манша, Рузвельт видел оправдание собственным колебаниям.

20 июня 1942 года Гопкинс передал Маршаллу и Кингу указание президента – исходя из предположения, что в августе вооруженные силы Германии создадут серьезную угрозу Ленинграду и Москве, прорвут Южный фронт, угрожая Кавказу, подготовиться к обсуждению в Белом доме следующих вопросов:

«(а) в каком пункте или пунктах американские сухопутные войска могут до 15 сентября 1942 года запланировать и осуществить такой удар по германским войскам или в районах, контролируемых ими, который вынудит немцев перебрасывать свои силы с русского фронта;

(б) в какой степени английские вооруженные силы, находящиеся в этом или другом районах, смогут содействовать достижению поставленной задачи»[589].

Впервые допускается возможность принятия на себя Соединенными Штатами Америки в военном выступлении главной ответственности. Англичанам отводится роль ассистента, и даже не в одном с американцами месте и не обязательно в боевых действиях. С другой стороны, остается дискуссионным вопрос, где наносить удар, если вообще наносить: Европа, Африка и даже Средний Восток (не зря упомянут Кавказ) – диспозиция необъятная.

Военное министерство и штаб армии рекомендовали держаться ранее принятых решений, предусматривавших совместную англо-американскую десантную операцию через Ла-Манш. США могли выделить для нее четыре пехотных и одну танковую дивизию, а также значительные силы воздушной поддержки. Эвентуальный вклад Англии – «без особого риска для безопасности Соединенного Королевства» – оценивался минимум в пять дивизий и большую часть британских ВВС. Военные возражали против британского требования о гарантиях успеха операции как идущего вразрез с первоначальным соглашением. Далее обращалось внимание на то, что возможность организовать мощную авиационную поддержку и прикрытие «компенсирует нехватку других средств». Третий довод сводился к тому, что воздушное наступление на континенте и крупные рейды через Ла-Манш окажут большую помощь России, чем наступление в любом другом месте. По поводу плана «Джимнаст» было сказано: «Основной недостаток этого плана заключается в том, что даже его успешное выполнение не побудит немцев перебросить с русского фронта ни одного немецкого солдата, танка или самолета»[590].

Американские военные специалисты не питали иллюзий: решение в пользу «Джимнаста» означало бы отказ от вторжения на континент также весной 1943 года. Еще категоричнее звучал меморандум начальника штаба армии президенту. В нем указывалось на то, что англичане возвращаются к изначальной концепции, все подчинявшей задаче «сохранения целостности Британской империи», и давался совет действовать сообразно «разумному риску и трезвым стратегическим расчетам»[591].

Американские военачальники подумывали даже о предъявлении англичанам ультиматума: или активные совместные действия против немцев, или основная масса сухопутных сил США будет послана против Японии. Рузвельт отверг эту «мистификацию».

Вашингтонская встреча президента и премьера завершилась принятием совместного заявления, «отличавшегося, по выражению Р. Шервуда, бессодержательностью». О втором фронте ни слова. Отмечалось лишь, что «предстоящие операции… отвлекут силы немцев от нападения на Россию» и что «общее положение больше благоприятствует победе»[592].

Формально планы «Болеро» и «Следжхэммер» не отменялись. Их положили в долгий ящик. Маршалл, Исмэй и другие генералы хлопотали вокруг формулировок, которые могли примирить внешнее с сущим, создать видимость согласия по делу, какое-то время, приличествующее неписаной традиции, держать идею форсирования проливов Ла-Манш и Па-де-Кале в поле видимости. А Черчилль уже жил другими заботами. Он придумывал способы, как отказаться еще от «Юпитера», которым сбивал с толку своих критиков в Лондоне и Вашингтоне. Точнее, снять его после того, как пожонглирует мнимыми преимуществами «Юпитера» в Москве.

Обнародованное заявление по итогам встречи в Вашингтоне и секретная запись, сделанная генералом Немеем, не были, однако, столь уже стерильными. Они отражали сдвиг в сторону британских взглядов на войну или, как скажут издатели «Секретной переписки», замаскированную победу английской позиции[593]. Это бы полбеды. Хуже другое. Элементарное сравнение текстов сообщений по итогам визитов В. Молотова в Лондон и Вашингтон с англо-американским заявлением подводило нацистское руководство к твердому выводу: в 1942 году никакого второго фронта в Европе не будет и ничто не мешает дальше перебрасывать максимум боеспособных соединений на Восточный фронт.

Заявление Рузвельта и Черчилля подтверждало ориентировки немецкой агентуры, располагавшей источниками информации, в частности в окружении премьера. Вместо единения действий с СССР и союзнической поддержки ему – западные державы сбавляли нажим на Германию. Вместо наращивания помощи Восточному фронту поставками вооружений – США и Англия под разговоры о втором фронте, который создавать не намеревались, сначала вдвое урезали эти поставки, а потом на месяцы полностью прекратили их. (Предлог – разгром конвоя PQ-17, учиненный немцами при бездействии английских кораблей прикрытия[594].).