о котором говорил т. Сталин, – предупреждал Преображенский, – если она согласится выдвинуть эту пушку, которая будет формально направлена против оппозиции, а по существу против документа 5‐го декабря, против действительных усилий сделать поворот к новому курсу и к внутрипартийной демократии… тогда получится то, что мы снова загоним партию в обстановку молчания»[636].

В официальных сообщениях утверждалось, что 98,7 % партийцев проголосовали за предложения, выдвинутые большинством ЦК. Опровергая эти данные, Сапронов привел цифры, показывающие, что, в то время как на районных конференциях за оппозицию голосовало 36 %, на губернской осталось лишь 18 %: «Если от районных конференций до губернской конференции при помощи нажима партийного аппарата оппозиция лишилась 18 %, то я задаю вопрос: сколько же голосов нажим аппарата лишил оппозицию в рабочих ячейках, пока эти голоса дошли до районных конференций? Если брать такую же цифру потери, как от районных конференций до губернской – 18 %, то получится, что оппозиция имеет в Москве больше 50 %»[637].

Так или иначе, партийное большинство не могло пройти мимо успеха, каким Троцкий пользовался в вузах. Принимая во внимание, что каждый десятый коммунист в стране был студентом, это была весомая причина, чтобы бить тревогу[638]. 29 ноября Зиновьев написал Сталину и Молотову письмо, в котором рассказывал о посещении собрания в Коммунистическом университете им. Свердлова, главном учебном заведении РСФСР для подготовки партийных и советских кадров: «Прочитавши записки свердловцев… вижу, что дело хуже, чем я думал. Университет взбаламучен. Ряд элементов злобных и злостных. Куча сплетен и легенд. Большое озлобление против Цека (против меня особая кампания, как водится). Группа Преобр<аженского>, видимо, организовалась и действует по всей Москве. Свердловцы могут наделать больших бед в Московской организации»[639].

Считалось, что популярность оппозиции в вузах была следствием риторики Троцкого, которая придавала большое значение молодому поколению партии. Он утверждал, что учащаяся молодежь реагирует «особенно остро» на бюрократизм партаппарата[640]. Троцкий писал: «Недаром т. Ленин предлагал для борьбы с бюрократизмом широко привлекать учащихся. По своему составу и связям учащаяся молодежь отражает все социальные прослойки, входящие в нашу партию, и впитывает в себя их настроения. По молодости и отзывчивости она склонна этим настроениям немедленно придавать активную форму. Как учащаяся молодежь, она стремится объяснять и обобщать». Рассуждение о том, что нашей базой являются не ячейки учебных заведений, а ячейки фабрик и заводов, в принципе верно, признавал Троцкий. «Но, когда мы говорим, что молодежь является барометром, этим самым мы как раз и отводим ее политическим проявлениям не основное, а симптоматическое значение. Барометр не создает погоды, а только отмечает ее. <…> Учащаяся молодежь, вербуемая изо всех слоев и прослоек советской общественности, отражает в своем пестром составе все плюсы и минусы наши, и мы были бы тупицами, если бы не прислушивались внимательнейшим образом к ее настроениям»[641].

Большинство ЦК находило здесь сплошную, безответственную демагогию. Зиновьев волновался за душевное равновесие партийной смены. «…Вы встревожили эту молодежь, подняли часть инстинктов не совсем хороших, – суетился он, – мобилизовали не сознание молодежи, а мобилизовали… некоторые такие чувства, что если бы тов. Ленин посмотрел… [он бы сказал] коротко: „унеси ты мое горе“»[642]. «Монополия на демократию со стороны Троцкого – это фракционный ход»[643]. «Пишется „свобода дискуссий“, а читается „свобода фракций и группировок“»[644]. Георгий Иванович Сафаров, кандидат в члены ЦК партии, тоже негодовал: «Говорится аппарат, а разумеется большевистское и дооктябрьское ядро партии!»; «Разве так надо говорить с новым поколением? Тов. Троцкий, может быть, несколько увлекся и не мог удержать стремительного бега своего блестящего полемического пера»[645].

Но студенты в столицах отреагировали на обращение Троцкого с энтузиазмом[646]. Циркулировала частушка:

Низ важнее аппарата,

Старики же – бюрократы,

Стариков пусть бросит в дрожь,

Наш барометр – молодежь,

Зло от старых коммунистов,

Комсомолец, будь неистов,

Комсомолец, бей отца [647].

После подсчета голосов в Москве выяснилось, что в учебных заведениях оппозиция преобладала: за нее проголосовали сорок университетских партячеек, тогда как за официальную линию партии – тридцать две[648]. То была, однако, пиррова победа: заводские, административно-хозяйственные и воинские партячейки подавляющим числом поддержали большинство ЦК[649]. Автор доклада «О мелкобуржуазном уклоне в РКП» спрашивал в далекой Сибири: «Какой район Москвы пошел за оппозицией? Хамовнический район студенчества. А было ли в своем большинстве студенчество истинно пролетарским? Нет. Настоящие рабочие еще не сумели получить среднего образования, чтобы наполнить стены вузов… Базой оппозиции было студенчество. Оппозиция не затронула широких пролетарских масс, в особенности наших передовых рядов в Ленинграде»[650].

И в самом деле, на Неве оппозиция не преуспела. Город был в то время вотчиной Зиновьева – ярого соперника Троцкого. Зиновьев был членом Центрального комитета с 1907 года, членом Политбюро с 1921 года, ближайшим соратником Ленина. Можно говорить о культе его личности среди партийного, комсомольского, советского, хозяйственного актива Петрограда и губернии. Приходили и уходили секретари Петроградского губкома ВКП(б). Только с июня 1920 года (с момента объединения Петроградской городской и губернской партийных организаций) их сменилось несколько – С. С. Зорин, М. М. Харитонов, А. Н. Угланов, И. Н. Смирнов и П. А. Залуцкий. Неизменным оставался только председатель Петросовета. И хотя формально Зиновьев был только членом бюро губкома РКП(б), фактически он руководил городом и уездами.

С подачи Зиновьева XIX конференция Петроградской парторганизации 1 декабря 1923 года заявила, что «не обладая минимумом однородности, коммунистические партии вообще не могут исполнить своего исторического назначения», и, соответственно, безоговорочно осудила «фракционность» Троцкого[651]. 15 декабря Общегородское собрание бюро ячеек и активных работников Петрограда обратилось с открытым «Письмом Петроградской парторганизации»:

<…> Петроградская организация с тревогой отмечает, что характер дискуссии по выдвинутым вопросам, по вине небольшой группы товарищей, давно уже известных партии как склонных к дезорганизаторству, начинает приобретать болезненный характер. Застрельщиками в борьбе против основной линии большевизма, как это бывало не раз и прежде, выступает группа так называемого «демократического централизма», линия которой была осуждена несколькими нашими партийными съездами и не раз характеризовалась тов. Лениным и всем ЦК нашей партии как линия совершенно неправильная. Как перед X съездом нашей партии эти и некоторые другие группы попытались склониться в обособленные фракции и стали создавать нечто вроде партии в партии, так и теперь, в связи с поставленными задачами о рабочей демократии, названная группа пытается не только выступать как фракция, но и добиться от партии легализации