мы получили магнограмму, которая требует вашего внимания… С вашего позволения, палион…

Сильверн небрежно махнул рукой. Лумивеста хотела что-то сказать, но передумала, спешилась и ушла вслед за энскоратом в небольшую сторожку. Сильверн с интересом рассматривал ущелье, воображая, что эти сосны растут здесь еще со времен Странсты. Безусловно, деревья были старыми, но вряд ли тысячелетними.

А вот камни практически не изменились, кроме тех, которые обработали люди; поэтому места, где могли или не могли расти деревья, наверняка остались теми же. Надо бы это изучить. Когда он сюда вернется – а он обязательно вернется, при первой же возможности, – то сделает зарисовки и, может быть, даже люксивы. Это будет прекрасным подарком для Странжа на праздник Солнцестояния. А Варис разработает новый план военной игры…

Отогнав мысли о прошлом, Сильверн вернулся в настоящее. Судя по всему, его держали под прицелом два ружейных стрелка: один в сторожке, а другой где-то среди скал над ущельем. И поскольку луки в поселке вряд ли использовались лишь для охоты, где-то прятался и лучник с дюжиной бронебойных стрел.

Сильверн окинул взглядом холмы. Вдали на севере белел заснеженный горный пик. Это уже за пределами Великого Разбойничьего Кряжа, где-то… где-то в Сером Форте? Это – и лучники – напомнило Сильверну о Брина-Коли. Колиане не пользовались длинными деревянными луками, которые предпочитают жители Запада и Срединных Равнин. В Брина-Коли короткие изогнутые луки делали из рогов и жил; оружие было очень мощным, а стрелы с тяжелыми железными наконечниками пробивали насквозь грудную клетку или череп. Все колианские слова, означающие выстрел из лука, использовались также для описания снегопада, и слов этих было великое множество: «поземка», «сугроб», «белое безмолвие». Военное искусство колиан было, по сути, искусством разбойных набегов, и главным в нем считалось умение убивать стремительно и беззвучно, в ближнем бою. Вдобавок ружейный выстрел в заснеженных горах с легкостью мог обрушить на стрелка это самое белое безмолвие.

И, кстати, сюда Сильверн приехал именно из-за разбойников в горах.

Аржентан и Лумивеста вернулись. Лумивеста бережно опустила в переметную суму небольшой кожаный мешочек и вскочила в седло.

– Прошу прощения за задержку, миледи, и вы, палион, – сказал энскорат. – Дело особой важности. Вам нужна охрана до постоялого двора, миледи?

– Нет, спасибо, энскорат, – ответила Лумивеста. – Спокойной вам ночи.

Он поклонился ей и, повернувшись к Сильверну, с усилием произнес:

– Палион?

– Слушаю вас, командир.

– Извините, что уделил вам так мало внимания. Если вы соизволите приехать к нам еще раз, то мы вас примем как полагается, с радушным гостеприимством. Вы наверняка захотите осмотреть Врата.

– С большим удовольствием, командир.

– В таком случае, если вам так будет угодно, постарайтесь приехать в течение месяца, пока погода не испортилась.

– Да, конечно.

Аржентан отдал ему честь, и Лумивеста с Сильверном поскакали в ущелье.

Извилистая тропа вела мимо отвесных скал в следующую, более пологую долину, которая расширялась к западу. Солнце светило так ярко, что Сильверн невольно прикрыл глаза рукой. В здешнем поселке тоже стояли каменные казармы с оружейными стойками во дворах, а у реки слева от дороги виднелась небольшая мельница.

На обочину выступили два гвардейца и отсалютовали путникам.

– Вам действительно прислали магнограмму? – спросил Сильверн, когда солдаты остались далеко позади.

– Да, но ничего срочного в ней не было, обычная просьба прислать уголь в приграничные области. Аржентан очень огорчился из-за того, что поставил вас в неловкое положение. – Она кивнула на переметную суму. – Там яйца и масло для завтрака. Подарок на дорожку.

– За что ему большое спасибо, – сказал Сильверн. – А вообще он вел себя учтиво и поступил правильно. Я назвался палионом, но мог быть кем угодно. Вашей жизни могла грозить опасность.

– Знаю. Мне эта мысль пришла в голову как раз тогда, когда я готова была его отчитать. Хорошо, что я этого не сделала.

Сильверн молчал, прекрасно понимая, что коронессу Лумивесту никто не заставит сказать «доброе утро» против ее воли. Однако он хорошо знал, что такие люди в конце концов разговорятся, если уверены в своем собеседнике. Поэтому он просто ехал верхом, рассматривая окрестности. Ущелье расширялось, по его краям росли темно-зеленые сосновые леса; вода в речке поблескивала золотом и серебром. Ветра не было, неподвижный воздух казался теплым, но из лошадиных ноздрей вырывались облачка пара. Сильверн решил, что здесь ему нравится.

Через полмила извилистая речка занырнула под дорогу и появилась уже в овражке справа.

– Свернем сюда, – предложила Лумивеста.

Они поскакали вдоль реки. Заметно было, что эту наезженную тропу проложили бессчетные поколения всадников.

Речка вывела путников на широкую поляну, усеянную замшелыми валунами. На дальнем конце поляны по обе стороны речки торчали вертикально два больших камня, в полтора человеческих роста, черные и блестящие. Сильверн сразу же представил на их месте человеческие фигуры в просторных одеяниях, чуть склоненные друг к другу.

– Вот вам и легенда, – сказала Лумивеста, указывая на камни. – Влюбленные короны. Глядят друг на друга через границу, навечно разлученные, и говорит за них только река, чистая, как слеза.

Сильверн замер в седле, глядя на реку и камни.

– Это настоящая граница? – наконец спросил он.

– Уже давно нет. Вы и правда не знаете этой легенды?

– Нет, не знаю.

– Ничего страшного. Она очень грустная, там все плохо. Могу поспорить, что Варис ее знает. Мы эти легенды впитываем вместе с овсянкой, так сказать. – Лумивеста дернула уздечку, понукая лошадь.

– Погодите, – попросил Сильверн, все еще глядя на камни, как люксиватор, выстраивающий кадр. – А у этой легенды есть другая концовка?

– Есть. Она почти такая же, только прежде чем застыть навечно, короны развязывают междоусобную войну. – Она повернула лошадь. – Поедемте. Это очень стылое место.

За два часа до наступления темноты они добрались до постоялого двора: каменного здания под шиферной крышей с невысокой печной трубой. Окна закрывали деревянные ставни, обитые железными полосами, как и тяжелая дверь. Постоялый двор больше напоминал тюрьму, а не гостиницу, но Сильверн понимал, чем вызвана такая необходимость: в отсутствие путников дом защищал себя сам.

Лумивеста хотела было спешиться, но Сильверн жестом остановил ее. Он соскочил с коня, резко распахнул дверь и крикнул:

– Добрый вам вечер, милостью Богини!

В ответ не раздалось ни звука.

Сильверн вошел и огляделся: в пустом темном помещении прятаться было негде. Он открыл ставни на окне, и сумрачный свет вытеснил тьму.

– Миледи? – окликнул Сильверн, оглядываясь в поисках светильника.

Лумивеста вошла в дом.

– У очага лежат дрова, – сказал Сильверн. – Разведите огонь, а я еще нарублю.

Он отыскал пилу и волокушу, а потом отправился подальше в лес, выбирать