Один из «зеленых повязок» нарушил молчание:

– То, что он говорит, правда, ваше превосходительство, не так ли? – Он почесал голову. – Насчет тегеранцев?

– То, что не все тегеранцы лжецы? Да, это правда. – Хусейн взглянул на Киа, тоже неуверенный. – Как перед Аллахом, вы виновны или нет?

– Разумеется не виновен, ваше превосходительство, как перед Аллахом! – Взгляд Киа был совершенно бесхитростным. Дурак, неужели ты полагаешь, что можешь поймать меня в эту ловушку? Такийя, то есть «благоразумное сокрытие», дает мне право защитить себя, если я считаю, что моей жизни угрожают ложные муллы!

– Как вы объясните то, что вы министр правительства и одновременно директор этой вертолетной компании?

– Министр, отвечающий… – Киа замолчал, потому что Эсвандиари громко стенал и бормотал обвинения. – Извините, ваши превосходительства, на все воля Аллаха, но весь этот шум… мне трудно говорить, приходится почти кричать.

– Выведите его! – Эсвандиари выволокли из кабинета. – Итак?

– Министр, возглавляющий управление гражданской авиации, попросил меня войти в совет директоров ИВК в качестве представителя правительства, – сказал Киа, преподнося им искаженную правду как некую государственную тайну, добавляя с важным видом и другие преувеличения. – Мы не уверены в преданности членов совета. Также, позвольте сообщить вам в частном порядке, ваше превосходительство, что через несколько дней все иностранные вертолетные компании будут национализированы… – Он говорил с ними доверительно и проникновенно, играя голосом, чтобы усилить эффект, и когда он счел момент подходящим, он остановился и вздохнул: – Клянусь Аллахом, я признаюсь, что я не подвержен коррупции, как и вы, ваше превосходительство, и хотя я не имею вашего высокого призвания, я тоже посвятил свою жизнь служению народу.

– Да охранит вас Аллах, ваше превосходительство, – вырвалось у одного из «зеленых повязок».

Остальные согласились с ним, и даже Хусейн отбросил большинство своих сомнений. Он собирался копнуть лишь еще чуть глубже, когда до них донесся далекий голос муэдзина на базе, призывавшего к вечерней молитве, и Хусейн попрекнул себя, что отвлекся мыслями от Аллаха.

– Идите с богом, ваше превосходительство, – сказал он, закрывая трибунал, и поднялся.

– Пусть Аллах охранит вас и всех мулл, посланных спасти нас и нашу великую исламскую нацию от деяний Сатаны!

Хусейн первым вышел из здания. Там, следуя его примеру, они все совершили ритуальное омовение, повернулись лицом к Мекке и стали молиться: Киа, «зеленые повязки», конторские служащие, грузчики, рабочие с кухни – все умиротворенные и довольные, что вновь могут открыто явить свою личную покорность Аллаху и Его Пророку. Только Эсвандиари плакал на всем протяжении своей смиренной молитвы.

Потом Киа вернулся в кабинет. В тишине он сел за стол и позволил себе тихонько вздохнуть и многократно поздравить себя. Как смеет этот сын собаки Эсвандиари обвинять меня?! Меня, министра Киа! Пусть Аллах сожжет его в аду вместе со всеми врагами государства. Снаружи раздался нестройный залп. Киа спокойно достал сигарету и закурил. Чем скорее я покину эту навозную кучу, тем лучше, подумал он. Мощный порыв ветра сотряс все здание. В окна ударили капельки дождя.

Ленге. 18.50. Закат был зловещим, тучи затянули небо почти целиком, тяжелые, иссиня-черные.

– К утру все затянет напрочь, Скрэг, – заметил американский пилот Эд Восси. Ветер, прилетевший из Ормузского пролива и спешивший дальше, вверх по Персидскому заливу к Абадану, трепал его кудрявые темные волосы. – Чертов ветер!

– У нас-то все будет в порядке, приятель. А вот у Руди, Дюка и всех остальных? Если ветер продержится или станет сильнее, они окажутся в полной заднице.

– Чертов ветер! Зачем ему понадобилось менять направление именно сегодня? Такое чувство, что боги словно смеются над нами.

Они стояли на мысу, выступавшем в залив, прямо под своим флагштоком, волны у них под ногами были асфальтово-серыми, а дальше, в самом заливе, пестрели белыми барашками. Позади них раскинулась их база и летное поле, еще мокрое от прошедшего сегодня утром проливного дождя. Внизу и правее лежал их пляж и понтон, с которого они плавали. С того дня, когда они устроили охоту на акулу, туда больше никто не наведывался, предпочитая барахтаться на мелководье, на случай, если на глубине их поджидает еще одна. Восси пробормотал:

– Я чертовски рад, что все это закончилось.

Скраггер рассеянно кивнул; он прокручивал в голове различные погодные закономерности, стараясь определить, что произойдет в течение следующих двенадцати часов, что всегда было трудно в это время года, когда обычно спокойный залив вдруг взрывался с внезапным и чудовищным буйством. Триста шестьдесят три дня из трехсот шестидесяти пяти в году преобладающим ветром был северо-западный. Сегодня – нет.

На базе было тихо. Здесь остались только Восси, Вилли Нойхтрайтер и два механика. Все остальные пилоты и механики и их старший администратор-британец улетели два дня назад, во вторник, когда он летел сюда из Бендер-Делама с Касиги.

Вилли вывез их всех в Эль-Шаргаз морем.

– У нас не возникло никаких проблем, Скрэг, чтоб я сдох, – восторженно сообщил ему Вилли, приземлившись. – Твой план сработал. Отправить их морем была гениальная идея, лучше, чем на вертолетах, и дешевле. Комитетские просто пожали плечами и конфисковали для этой цели один из трейлеров.

– Они теперь ночуют на базе?

– Некоторые из них, Скрэг. Человека три-четыре. Я проследил, чтобы мы давали им побольше риса и хореша. Они неплохие ребята. Масуд тоже старается быть у них на хорошем счету. – Масуд был их директором от «Иран Ойл».

– Почему ты остался, Вилли? Я знаю, как ты относишься к этой афере, я же сказал тебе, чтобы ты садился на корабль, ты тут не нужен.

– Конечно нужен, Скрэг, чтоб я сдох, да и тебе понадобится нормальный пилот рядом в кабине, а то еще заблудишься.

Добрый старина Вилли, подумал Скраггер. Я рад, что он остался. И сожалею об этом.

Вернувшись из Бендер-Делама во вторник, Скраггер обнаружил, что его не оставляет щемящее чувство тревоги, он не мог сказать, что именно ее вызывало, просто ощущение, что силы, над которыми он не властен, ждут момента, чтобы обрушиться на него. Боль в нижней части желудка стала поменьше, но время от времени в моче появлялись признаки крови. То, что он так и не предупредил Касиги о «Шамале», добавляло ему беспокойства. Черт, думал он, я не мог пойти на этот риск, рассказать все о «Шамале». Я сделал что мог, намекнув ему, чтобы он поговорил с Гавалланом.

Вчера, в среду, Восси перебросил Касиги через залив. Скраггер передал Восси запечатанное письмо для Гаваллана, в котором рассказывал о том, что произошло в Бендер-Деламе и о своей дилемме в отношении Касиги, предоставляя Гаваллану самому решать, как быть дальше. Кроме того, в письме он подробно рассказал о своей встрече с Жоржем де Плесси, которого сильно тревожило то, что на комплексе в Сирри опять начнутся беспорядки: