Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой красивый город Крафтбург, – не выдержала девушка и первая завязала разговор. – Я здесь никогда не бывала раньше.
Ответа на её замечание не последовало.
– Мне кажется, люди, живущие здесь милые и добрые. Правда?
– Да, – коротко и сухо ответил её спутник.
Зигмина тяжело вздохнула. Приятная внешность и молодость – это, конечно, хорошо, однако как же будет плохо, если у этого мужчины окажется скверный характер.
– Прибыл ли в Регенплатц король Фридрих? – вновь заговорила Зигмина.
– Нет.
– Я слышала, что и сын его Конрад так же приглашён вами?
– Не знаю.
Беседа так и не завязывалась. Берхард по-прежнему был сух и нелюбезен, продолжал смотреть куда угодно, только не на собеседницу. После долгой паузы молчания Зигмина поинтересовалась:
– Вы всегда столь неразговорчивы, Берхард?
– Всегда, – не меняя бесцветного тона, отвечал юноша.
– А отец мне говорил о вас, как о довольно интересном собеседнике.
Действительно, Берхарду приходилось пару раз общаться с маркграфом фон Фатнхайном, но весьма кратко. И в последний раз это было два года назад на празднике у герцога Швабского. Вот там, наверное, у Генриха и появилась мысль женить сына на Зигмине.
– Так что прошу вас не притворяться, – продолжала девушка и даже изобразила кокетливую улыбку, – и не обижать меня своим молчанием.
Берхард усмехнулся. Смотри-ка какая, ещё не успела стать женой, а уже ставит требования, как ему вести себя и что нужно делать.
– Зигмина, я не собираюсь болтать с вами лишь для того, чтобы доставить вам удовольствие, – тихо, но твёрдо высказал Берхард. – Я по жизни угрюмый, замкнутый человек. И коль уж судьба связывает наши жизни, вам придётся смириться с этим.
Девушка изумлённо приподняла бровки и недовольно повела плечом.
– Но послушайте, Берхард, так вести себя… – начала было она спорить, однако резкий и жёсткий взор чёрных глаз буквально заставил её закрыть рот.
Зигмина не выдержала этот взор и отвернулась. Неужели ей придётся жить под мужским кулаком? Боже, и ради этого каменного сердца она проделала столь долгий и утомительный путь. Ради него она терпела массу неудобств! Ради этого ледяного холода она отказала другим женихам, их жарким признаниям и пылким заверениям в любви! Что ж, сама виновата, позарилась на графство Регенплатц, на статус королевы в этом богатом мини-королевстве. Остаётся надеяться, что заботы власти заполнят собой пустоты любовных отношений.
Продолжая путь, молодые люди больше не разговаривали. Берхард понимал, что обидел девушку, но совершенно не испытывал чувства вины. Наоборот, он посчитал, что если произведёт на Зигмину наихудшее впечатление, то она не слишком расстроится, а скорее даже обрадуется, когда узнает, что её свадьба с ним не состоится.
Вот и улицы города уже позади. Людей вдоль дороги всё меньше, криков и вовсе не слышно больше. Берхард тоскливо рассматривал пейзаж вокруг, аккуратные светлые дома с черепичными крышами, да редких прохожих у обочины. Его взгляд остановился на высоком седовласом мужчине, одетом скромно, но не бедно. Внимание Берхарда привлёк странный взгляд старика. Он был беспредельно добрым и… влажным. Да, в глазах блестели слёзы. Улыбка под седыми усами таила в себе нежность и тоску. Нет, как бы подданный ни был доволен своей жизнью, он никогда так не смотрел на господина. Почему же у этого старика такой взгляд? И что-то шепчет себе по нос. Странный какой. Проехав вперёд, Берхард после обернулся – старик перекрестил юношу и, не снимая с губ улыбку, продолжал глядеть вслед.
– Я вижу, народ вас любит, – вдруг заметила Зигмина. – Вон, старик, провожает вас столь ласково, словно сына родного. Вернее, внука, учитывая его возраст.
Внука? Берхард вновь обернулся. Неужели это Ахим Штаузенг? Мужчина всё ещё смотрел на юношу, и в его глазах поблёскивала грусть. Ахим Штаузенг никогда не приходил в замок, а сам Берхард, бывая в городе, никогда не интересовался этим человеком. «А зря, – подумал Берхард. – Он смог бы мне многое рассказать о моей матери. И сейчас меня не мучил бы вопрос, действительно ли она являлась дочерью ведьмы? В ближайшее время нужно будет обязательно навестить дом Штаузенга».
Едва кортеж въехал во двор замка, Берхард покинул гостей и скрылся в своей комнате. Он ждал возвращения Кларка Кроненберга. Сейчас волновало его только одно – сможет ли Кларк уговорить какого-нибудь священника совершить тайный брак. Должен смочь. Золото в таких делах весьма хорошее подспорье. Ожидание растягивало время и томило. Наконец, раздался стук, и дверь отворилась. Однако на пороге стоял ландграф.
– Почему ты сбежал? – недовольно насупив брови, поинтересовался Генрих. – Сейчас состоится ужин, торжественный пир в честь гостей. Ты сядешь рядом с Зигминой…
– Отец, она мне не по душе, – возразил Берхард.
– Ты опять!? – прикрикнул Генрих. – Что в ней может быть не по душе? Приятная девушка, молодая, красивая!..
И Генрих сделал жест, призывая в свидетели портрет юной графини. Но тут он обнаружил, что портрет этот закрыт покрывалом.
– Ты зачем завесил картину?
– Не хочу на неё смотреть, – просто ответил Берхард.
Генрих даже прорычал от негодования.
– Мне надоели твои глупые капризы, Берхард! И обсуждать их я больше не желаю! Переодевайся и спускайся в залу. Немедленно! – И перед тем, как выйти из комнаты, Генрих строго добавил. – Ты можешь быть влюблён в кого угодно, хоть в жену короля, но женишься на Зигмине фон Фатнхайн! Это мой отцовский приказ. И только попробуй ослушаться!
Выпустив ландграфа, дверь громко захлопнулась.
– Что ж, отец, придётся вас ослушаться, – вздохнул Берхард.
Юноша опустился на стул и продолжил прерванное ожидание. Ну почему отец упрямо считает, что без него, Берхарда, без его супружеских связей с Зигминой Регенплатц погибнет? Почему не доверяет правление Густаву, своему законному сыну? Неужели так страшна его болезнь? Из груди молодого человека вырвался усталый вздох. Как же Берхард был далёк от всей этой суеты за власть. За власть, ради которой Густав готов пойти на любые сделки, на любое преступление. Так пусть забирает эту власть. Нет, Берхард не боялся брата, и ему не безразлична судьба Регенплатца. Он любил свою родину, но… Но, видимо, не настолько, чтобы положить на её алтарь свою свободу, свою любовь, счастье.
В дверь снова постучали.