её рассматривал, ласкал, желал. И всё же она села, опустила юбку, полностью прикрыв босые ноги, поправила рукава. Проблему создавала развязанная тесьма на спине. Перекинув волосы через плечо, Гретта попросила Берхарда помочь. Тот с готовностью сел позади девушки, однако вместо того, чтобы заняться тесьмой, принялся целовать белую изящную девичью шею.

– Берхард, я считала тебя благородным кавалером, – шутливо попрекнула Гретта, поведя плечом.

– Да, я далеко не ангел, – тем же тоном отозвался Берхард, не прерывая своего занятия. – Ты разочарованна?

– Нет. Хотя дорога в Рай для меня уже закрыта.

– Не переживай. Зато в аду мы не будем тосковать друг о друге.

Гретта промолчала на это. Она всегда старалась жить по заповедям, хранила честь свою, была послушной и богобоязненной. Но всего один взгляд ярких чёрных глаз, всего один поцелуй ласковых губ – и всё забыто, всё смыто волной любви, сожжено огнём страсти. Однако, как ни странно, виноватой себя за это она совершенно не чувствовала.

– Гретта, давай уедем отсюда вдвоём, – вдруг предложил Берхард, и голос его стал серьёзнее.

– Куда? – спросила Гретта.

– Не знаю. Какая разница? Как можно дальше.

– А почему нельзя остаться?

Шутки и игры окончились, настало время разрешать проблемы.

– Я вчера говорил с отцом, – поведал Берхард, занявшись наконец тесьмой. – Он не поддержал меня и приказал жениться на Зигмине Фатнхайн.

Гретта понурила голову.

– Мой батюшка тоже пожелал мне как можно скорее забыть тебя, – сказала она. – Но я не смогу выполнить его просьбу.

– Я тоже не сумею исполнить приказание. Поэтому и предлагаю тебе бежать.

Гретта задумалась. Наверное, Берхард прав, здесь они не найдут поддержки. Чтобы быть вместе, им придётся покинуть родной дом, родных людей…

– Но оставить отца я тоже не смогу, – проговорила Гретта. – Он очень одинок. Я – единственный близкий человек, который у него остался, его опора, его надежда. Покинуть его равно предательству.

– Однако по-другому не получается. Либо нам жить врозь, но в послушании, либо вместе, но… против всех.

Завязав тесьму, Берхард встал, оделся, привёл себя в порядок, а после сел рядом с Греттой так, чтобы видеть её лицо и решительно сделал ещё одно предложение:

– Давай обвенчаемся тайно.

Гретта вскинула на Берхарда взгляд полный удивления.

– Мы будем соединены Божьим благословением, и нас уже никто не сможет разъединить, – продолжал юноша. – Станут упрекать, осуждать… но всё равно будут бессильны что-либо изменить.

– Нас проклянут.

– Кто? Разве что маркграф. Мой отец… (бедное его сердце), – сочувственно улыбнулся Берхард. – Он, конечно, будет разгневан, но, я уверен, со временем простит. А барону и гневаться-то не на что. Мы уедем жить с ним, я стану его помощником.

– А как же Регенплатц?

– Оставлю его Густаву.

– Брат не простит тебя за то, что ты украл у него невесту.

– Простит. За трон Регенплатца он мне всё простит. К тому же он может жениться на Зигмине, тогда и маркграф не останется в обиде. Все формальные условия по отношению к его дочери будут соблюдены.

Гретта улыбнулась. Как всё хорошо и просто получалось. Да, Берхард действительно нашёл выход. Юноша взял за руки свою возлюбленную и, заглянув ей в глаза, спросил:

– Милая моя Гретта, ты согласна стать моей женой?

– Конечно, согласна, – пылко ответила девушка. – И душа моя и тело принадлежат отныне только тебе одному.

– И согласна поступить так, как я тебе предлагаю?

– Согласна. Согласна! Вот только пожениться нам нужно как можно скорее.

– Да. Сегодня ночью.

– Сегодня.

– Пока я с отцом буду встречать маркграфа и дочь его, Кларк поедет в монастырь, найдёт там для нас какого-нибудь монаха, который согласится на тайное бракосочетание. А поздно вечером и мы с тобой туда подъедем. Кларк станет нашим свидетелем, а ты возьми с собой Лизхен.

– Да, Лизхен можно доверять. Она хоть и болтушка, но когда надо, умеет хранить тайну.

– Да ей и не придётся долго сдерживать свой язык. Завтра мы с тобой сами объявим всем о нашем поступке.

Гретта невольно испуганно ахнула, представив этот страшный момент.

– Не переживай, любимая, и ничего не бойся, – утешал Берхард возлюбленную свою. – Завтра нам предстоит трудный, тяжёлый день. Зато потом как счастливы мы будем! Как свободны!

Гретта расслабилась и вновь улыбнулась. Всего один день потерпеть, совсем чуть-чуть.

– Я верю тебе, Берхард.

В благодарность за такие слова Берхард наградил любимую самым нежным поцелуем.

– И всё-таки я опасаюсь твоего брата, – после призналась Гретта. – Уж очень он вспыльчив и зол на тебя. Почему Густав столь враждебен к тебе?

Берхард отвёл взгляд. Тема неприятна, но Гретта должна знать всё.

– До тебя, верно, доходили слухи, что Патриция мне не родная мать? – сказал Берхард.

– Доходили. Но я думала, что это просто злые слухи.

– Нет. Это правда. Моя настоящая мама была простой горожанкой. Звали её Эльза Штаузенг. Подарив мне жизнь, сама она умерла. Я её не знал и видел только на портрете. Мой отец очень любил её, даже сильнее, чем жену свою. Потому, наверное, и решил поставить именно меня наследником и главой Регенплатца. Естественно, Патриции обидно, что её сын, законнорожденный сын, вдруг станет слугой бастарду. За это меня и ненавидят в этой семье, считают, что занимаю я чужое место. Возможно, в чём-то они и правы. Между мной и Густавом идёт пожизненная вражда, он мечтает о троне Регенплатца, на который имеет больше прав, чем я. Сегодня он даже грозит мне войной. Иногда мне кажется, что я буду жив лишь до тех пор, пока у него есть надежда занять этот трон мирным путём.

– Ты говорил об этом отцу?

– Конечно. Но отец мой упрям. Он решил, что правителем Регенплатца должен стать только я, и никаких возражений слышать не желает. Более того, он хочет сразу после свадьбы моей официально передать мне все права правления. Правда, об этом пока никто не знает.

– Густав, наверное, придёт в ярость.

– Без сомнения. Но я не боюсь его, Гретта. И если я отказываюсь от Регенплатца, то только потому, что передо мной встал выбор – ты или трон. Согласись отец на нашу с тобой свадьбу, и я не стал бы отрекаться от столь великого и почётного наследия. Наверное, я совершаю предательство по отношению к отцу, но… мне кажется, мой проступок принесёт пользу всем. Мы с тобой будем вместе, Густав получит то, о чём мечтал всю жизнь, Патриция успокоится, мир Регенплатца не будет потревожен нашими семейными рознями. Отец слишком упрям, ему ничего не докажешь. Говорят, упрямство – это самая яркая черта нашей фамилии. Однако я тоже Регентропф и тоже упрям.