посмотри», — шепотом произнес Николай и сочувственно похлопал его по плечу — все, мол, в порядке.

— А ты нечестно поступил, — продолжала Нина. — Всю вину на себя свалил. А началось-то с Бабкина. Это ведь он тебя…

— Откуда знаешь?

— У Васьки с Петькой, видно, больше дружбы, чем у нас с тобой.

— Ты не обижайся… Главное, что я сказал… — начал оправдываться Семен.

В это время их догнал Николай.

— Ругает она тебя? Заслужил, дорогой товарищ, терпи!

— Ругает, а не знает, что я из-за нее сказал. — Семен запнулся и, набравшись храбрости, признался: — Из-за любви…

— Из-за любви! — возмутилась Нина. — Как не стыдно! Я думала… Я думала из-за честности, из-за долга.

— Из-за любви! — упрямо повторил Семен. — Из-за любви все можно.

— Неправда! — запротестовала Нина.

— Все можно! — стоял на своем Семен. — Точно, Николай Павлович?

— В таком деле я не судья, не советчик, — пробормотал Леонов. — И вообще… идите себе своей дорогой, тем более, луна какая!

Николай повернул за угол.

Павлик Якимцев решил взять под особый контроль комсомольскую работу в механических мастерских. Он вызвал к себе Николая и поговорил с ним по-товарищески, но в самых строгих тонах. Хмуря круглое рябоватое лицо, напомнил, как Николай закопал рукавицы в котловане в одну из комсомольских ночей тех давних, незабываемых лет. Еще тогда, передавая ему лопату, он, Якимцев, увидел в нем настоящего парня и рад, что не ошибся. Работа зимой на плотине, участие в комсомольских постах на строительстве и многое другое подтвердило, что Якимцев был прав, оказывая Николаю доверие.

— Ты себя показывал, — строго выговаривал Павлик, — а как только приняли тебя в партию, так и в комитет дорогу забыл, все больше к Виктору Павловичу наведываешься. Не рано ли бороду себе отпустил?

— Чего ты от меня хочешь? — начиная раздражаться, спросил Николай. — В чем обвиняешь?

— Ага, понял! Именно обвиняю, — подтвердил Павлик. — Тебя, да и всех ваших, можно сказать, механических комсомольцев, не видно на общезаводских делах. Закрылись вы там в своих мастерских и занимаетесь изобретательством да любовью. Да еще такими делишками, какие вчера разбирали. А жизнь комсомольской организации завода идет стороной.

— Ты конкретнее…

— Пожалуйста. Сейчас на заводе проводится смотр оборудования, — вставая и поправляя пояс на гимнастерке, начал Якимцев. — Сокровища валяются на площадке, народные ценности. Надо подобрать это богатство. Это же золото под ногами! — В голосе Якимцева зазвучали ораторские нотки. — Это дело комсомольцев. Ты тоже пойдешь со своими ребятами. Пора тебе тряхнуть стариной… Пойдем-ка в мастерские.

«Сокровище, золото…» — слова яркие, а вдруг потускнели», — подумал Николай и покосился на Якимцева, поднимаясь с дивана.

— Говоришь, любовью занимаются? Это тоже обвинение?

— Я о Стропилине, — пояснил Якимцев. — Станок поломал, махинациями занялся, да еще и девчонку у товарища отбил. Мне все известно!

Николай вздохнул.

— Не по-комсомольски! — продолжал Якимцев. — Увидел подходящую девчонку, понравилась — женись, чтоб не мешали все эти истории жить и работать. А он и сам не женится и у другого отбил.

— А ты женился?

— Давно! Еще в прошлом году.

— А на свадьбу почему не пригласил?

— В молодежной работе, — серьезно сказал Якимцев, — я противник одного: комсомольских свадеб. Можно обойтись и без лишнего шума.

Мать недавно рассказывала Николаю, как она выходила замуж, какая веселая была свадьба. И еще показала обручальное кольцо. Оно осталось на память о самом счастливом дне ее жизни…

«Без лишнего шума», — повторил про себя Николай. — Это он — про гармошку. А уж про колечко, невесте на память, — и думать нечего!» После этого было неинтересно расспрашивать, на ком Якимцев женился. Николаю даже показалось, что знал он совсем не того Якимцева, хотя он и очень похож на того, — такой же широкоскулый, с крупными задорными рябинами на лице. О том парне было интересно знать все: и на ком женился, и как живет, и верит ли в любовь.

Пока добрались до цеха, начался обеденный перерыв, Якимцев обрадовался и предложил провести пятиминутную летучку. Стал у самой двери, чтобы не сбежали в столовку.

Ребята нехотя остались.

— Не о чем нам пока докладывать, — сказал Стропилин хмуро и отвернулся.

— А как выполняется решение бюро? — напомнил Якимцев.

— А у нас пока все ничего, — робко заступилась за провинившегося бригадира Нина.

— Пока не жалуемся, — поддержал ее Аркашка.

— Так, — сказал Павлик, посмотрев на него с интересом. — Это хорошо, что ты, Черепанов, на него не в обиде. Это по-комсомольски. А то начинают некоторые переносить на цеховые дела сугубо личные отношения.

Аркашка смутился.

— Чего мне обижаться? — неловко схитрил он. — Мы с ним в одной смене, меня он… — Аркашка запнулся, — …не сможет подвести.

— Скажи лучше: обворовать! — проговорил, все еще хмурясь, Стропилин.

— Хватит об этом, — недовольно сказал Николай и посмотрел на часы.

— Хватит, — согласился Якимцев. — О цеховых делах поговорим дня через три. Не позже. А теперь — такая задача.

И он начал рассказывать о предстоящем смотре оборудования, все время обдергивая гимнастерку и ловко собирая ее сзади в складки под широким ремнем. Николай подумал: «Прихорашивается». И, словно почувствовав на себе недоверчивый взгляд, Якимцев похлопал Николая по плечу:

— Нам с ним особенно интересно пройти по заводу, да еще ночью. На этой, как говорится, мировой площадке начиналась наша рабочая юность. И гора, и плотина, и домна чем-нибудь да памятны нам. — Якимцев, к удивлению Николая, снова вспомнил о первой их встрече. — Вот и теперь у нас будет комсомольская ночь. Не думали мы тогда, в том котловане, что встретимся во второй пятилетке, вот здесь, в механических мастерских, и что я буду ругать его за плохую комсомольскую работу в смене. — Он засмеялся и опять похлопал Николая по плечу. — Слушай, Леонов, а не загадать ли нам где-нибудь встретиться, ну, хотя бы пятилетки через три, а? Как вы, товарищи, думаете? — Он посмотрел на посветлевшие лица ребят и еще больше оживился. — Три пятилетки… Прямо как в романах Дюма: пятнадцать лет спустя! — Павлик вдруг сделал презрительный жест. — Романы Дюма, конечно, чепуховые, и читать их комсомольцам не стоит… Я их мальчишкой читал… У нас есть своя комсомольская романтика… Так вот: давайте встретимся через пятнадцать лет в комитете — все, сколько нас тут есть. Это, значит, будет тысяча девятьсот пятьдесят первый год.

— Ого! — охнул Семен и посмотрел на Нину.

Она поняла его взгляд и сказала тихо, но убежденно:

— Доживем.

— Столько ждать, — отозвался Стропилин, — терпения не хватит!

— У меня хватит, — спокойно, вдумчиво, как бы про себя, проговорил Аркашка.

— Веселый разговор! — сказал Бабкин и глянул на своего ученика Ваську, который выглядывал из-за колонны. — Смотри, не вздумай к этому времени жениться. На всех в комсомольском графине… воды не