– Не думай об этом, мама! Я у тебя есть, ради меня и жила.

– Плохо жила… Вот и тебя бросила.., родную кровинушку оставила.., -по щеке матери тихо поползла слеза. Не могу терпеть женских слёз! Всё готов сделать, лишь бы не плакали!

– Не надо, мама! Я здесь, я с тобой! Мы тебя вылечим.

– Сынок, ты не беспокойся обо мне! Я отжила своё, ты свою жизнь устраивай, вот жаль, внучек не повидала… Саша, ты принеси мне краски и бумагу, холст тут, наверное, не достать… Я ведь когда-то рисовала неплохо, даже вот на выставку две моих картины отобрали. Хочу порисовать, душа вот просит.., – она слабо улыбнулась мне.

– Принесу, самые лучшие краски и холст найду, даже загрунтованный и раму для картины мы с тобой выберем самую хорошую, резную!

– Вот и ладно, ты иди, не будь все время возле меня, тебе и покушать надо… Ты завтракал?

– Да, ты обо мне не беспокойся, я ем вовремя и денег у меня достаточно. Ты отдохни, а я схожу за красками для тебя.

– Да, да, иди сынок…

Когда я вышел в коридор, мне навстречу шагнул главврач и Ирина:

– Как она?

– Просит краски и холст, где можно достать?

– Так в Доме Художника есть, я съезжу, привезу?

– Будьте так добры, Инна, привезите, что можно – конечно я мог всё сделать сам, только как объяснить, откуда в палате краски и холст?

Инна расстаралась – раздобыла где-то мольберт и набор красок. Когда я заносил все принадлежности в палату, то добавил ещё красок, кистей и пару холстов.

Увидев все это, мать обрадовалась как ребёнок:

– Сашенька, сыночек, если бы всё это мне бы раньше, когда была молодой… Как я мечтала о таком богатстве.., – она гладила холсты, перебирала тюбики с краской.

– Ты, иди, иди у тебя, поди, дел полно, а я порисую, мне мало осталось…

Я с трудом проглотил ком, застрявший в горле, и вышел в коридор.

– Идёмте, Ашот Автандилович, покажите больницу.

Больница была оборудована неплохо. Главврач с гордостью показывал мне современное оборудование и лаборатории, провёл в зимний сад – гордость и заботу сотрудников.

– Я просил список, необходимой вам медтехники и оборудования, – подготовили?

– Пройдёмте в кабинет, список у меня там, – главврач был явно доволен, что произвёл на советника президента хорошее впечатление.

Я взял бумагу, подготовленную для меня. Быстро пробежал глазами – миллиона на два.

– Извините, если запросили лишнего, – виновато развёл руками главный врач больницы.

– Нет, список явно маленький, добавьте ещё и впишите жильё для сотрудников больницы. Скажем – сто квартир. Смету пришлете вот на этот электронный адрес – я протянул ему визитку.

– Александр Петрович, а может, лучше вы оплатите постройку больницы в районном центре? С жильём для медсотрудников у нас более или менее благополучно.

– Нет, оставьте жильё. Смету на больницу пришлите тоже.

– Но это более трехсот миллионов рублей! – изумилась Зинаида Петровна. – Это нужно будет проводить через министерство.

– Я оплачу со своего личного счета! – успокоил я ее, доставая чековую книжку.

Никогда ещё я не видел такого изумления на лице чиновника, когда я протягивал ей подписанный чек.

– Да не смотрите вы так! Я – богатый человек, очень богатый! Только лично мне многого не надо. У меня квартира меньше вашей, и машина не иномарка. А деньги должны служить людям. Не буду же я жить в замке среди нищеты и духовной пустоты…

– Вот вы где! – в дверях появился сияющий улыбкой глава города.

– Александр Петрович, как говориться: долг платежом красен! Мы ужинали у вас, извольте отобедать у нас!

– Отобедаем, Иван Тимофеевич. Приглашайте! – я встал из-за стола и направился к выходу. Ощущение было такое, словно кто-то приказал мне чего-то ждать.

Точно! В последнее время все ощущения меня не обманывали. Только я пригубил чай, как у Ивана Тимофеевича зазвонил телефон:

– Да, откликнулся он. – Это вас! – передал мне трубку.

– Слушаю, Холмин!

– Александр Петрович, вам срочно нужно прибыть в больницу, состояние вашей матери резко ухудшилось! – по характерному акценту я узнал Ашота Автандиловича.

– Прошу прощения, мне нужно срочно в больницу!

– Что-то с мамой? – глава администрации города тоже встал из-за стола.

– Да, ей стало хуже…

– Инна, сопроводите нашего гостя в больницу. Я к вам присоединюсь позднее.

Главврач встретил меня на крыльце:

– Не стану скрывать от вас: первый раз мы её вытащили… Боюсь что, сердце второй раз не заведётся, оно у неё потрёпанное, как карман ситцевого халата.

Мать встретила меня слабой улыбкой. Лицо у неё заострилось, покрылось желтизной.

– Как хорошо, что я тебя увидела! Представляешь, только что разговаривала со своей мамой! Она благодарила за внука и просила меня не спешить, а попрощаться с тобой.

– Да ты что, мама? Сейчас врачи сделают тебе укол, примешь лекарство, – завёлся я.

– Погоди, Сашенька! Послушай меня. Сделай так, как я говорю: позаботься о Генке, он хороший, только характером слабый, вот и лезет в бутылку…

– Не волнуйся, мама, о Геннадии я позабочусь.

– Слушай, сынок, дальше – как умру, – я сильнее сжал её руку, – ты сильно не убивайся, жила алкашкой, а умирать пришлось, вот по – человечески… Сынок, ты меня не хорони, я страсть как боюсь раскрытой могилки! Ты меня сожги, а пепел развей по ветру, хочу быть везде, везде! И на лугу, и в поле, пусть меня речка несет в океан… Обещаешь?

– Да, я все сделаю, как скажешь, и на луг и в поле… Мама! – её рука безжизненно повисла в моей.

Я посидел возле неё минут пять, затем протянул руку и медленно закрыл ей глаза.

Кто-то тронул меня за плечо. Дежурная медсестра протягивала мне картину.

Я взял подрамник с натянутым на него холстом. Это была законченная картина.

Яркая, зелёная опушка, усыпанная цветами, казалась, кричала о торжестве жизни. Почти половину картины занимал тёмный лес. Даже зелень тяжелых хвойных лап казалась чёрной. Этот, почти непроглядный мрак, прорезал узкий тоннель. В светло-золотистом свете, в конце тоннеля, слабо угадывалась фигура человека. И было не понять, вышел он из леса или, наоборот, заходит в него. Безысходностью веяло от этой фигуры. Безысходностью и отчаянием.

В доме губернатора было шумно. Большинство гостей собралось заранее. Солнце клонилось к горизонту. Вечерело. Слуги готовили свечи в позолоченых канделябрах и расставляли их на столе среди множества холодных блюд и закусок, осторожно сдвигая бутылки с вином. Гостей было много. Но большинство напросилось на праздничный вечер под разными предлогами. Ещё бы – ожидалось прибытие одного из учителей. Упорно ходили слухи, что это будет сам мудрый Алекс, правая рука великого Ксанда. Слухи эти, стараниями епископа Ифата, обросли такими подробностями и нелепыми домыслами, что затмили сам праздник в честь миротворящего Фера.