1950 году (она была стороной В «Harbor Lights» Кросби, одной из первых песен, которые Элвис пытался записать на «Сан»). Они записали ее за два захода, придав ей ностальгическое, почти религиозное звучание.

Следующая ночь была запланирована как заключительная и последняя, в которой могли принимать участие Imperials, поскольку рано утром на следующий день они отправлялись в тур по Канаде. И снова казалось, что Элвис просто следует своим инстинктам, выбирая песни, мало обращая внимания на наличие договоренностей или издательских прав и, без сомнения, вызывая у «могущественного Фредди», как иронично окрестил его Полковник, приступы тревоги и беспокойства. Запись не давалась легко; по сути, они записали всего только две песни за первые щесть часов. Однако то, что было записано, по — прежнему, как и в предыдущие ночи, отражало глубочайшую эмоциональную работу Элвиса. Под конец вечера, пытаясь подобрать быструю вещь, чтобы уравновесить многочисленные медленные, почти погребальные мелодии, которые они уже записали, Элвис потребовал нотный лист с текстом «If the Lord Wasn’t Walking By My Side», недавно выпущенной Imperials, которую он затем записал дуэтом со своим ментором Джейком Хессом. Здесь мы впервые слышим по — настоящему свободно льющийся голос Джейка, когда два певца перебрасываются фразами, и безошибочно распознаем исполнительское мастерство Элвиса. Прослушав первую запись, Джейк был несколько растерян. «Я сказал: «О Господи, я слишком громко звучу, мне нужно сбавить тон». Элвис же сказал: «Нет, тебе не нужно сбавлять тон. Ты должен петь так, как тебе поется. Это — твоя песня. Я записываюсь с тобой, и я хочу исполнять ее так, как ты ее поешь». В конечном варианте мой голос звучал не так громко, как на записи. Но все равно это как — то нелепо».

Четвертая ночь стала не более чем разочаровывающей кодой. Несмотря на весь альбом госпел — записей и все то радостное ощущение, порожденное сессией, к этому времени стало очевидно, что два новых сингла и рождественская запись, обещанные Полковником RCA, вряд ли материализуются. За исключением «Love Letters», не было ничего, даже отдаленно напоминающего сингл (запись дилановской вещи едва ли могла идти в счет, так как у Фредди не было шанса получить права на ее издание, a «Down in the Alley» и «Beyond the Reef» вряд ли могли претендовать на статус коммерческого продукта). Результатом стала договоренность о еще одной ночи, добавленной в надежде выполнить обязательства перед RCA, однако, при отсутствии времени на подготовку и подходящего материала, Фелтону пришлось помучиться, чтобы как — то сдвинуть сессию с места. Под конец, похоже, хорошее ощущение первых трех ночей почти полностью улетучилось, и в разговорах между записями в голосе Элвиса начинает звучать резкость, бывшая, судя по всему, отражением общего изменения настроения. Когда они закончили сессию в 10 часов, это произошло без особых фанфар или сожаления, но Элвис тем не менее подписал фотографию для Фелтона, написав следующее; «Я буду ждать с нетерпением следующего раза».

Следующий раз случился скорее, чем ожидал тот или другой из них. Две недели спустя, 10 июня, в студии Фелтона снова собралась вся группа, чтобы попытаться записать вещи, которых требовали обязательства по контракту со звукозаписывающей компанией. Тут присутствовали буквально все участники первой сессии, за одним исключением — не было Элвиса. Возможно, он просто чувствовал, что на него давят; возможно, как считал Ред Уэст, он просто был не в «записывающем настроении» — из — за простуды, избытка принятых таблеток или даже тайного совета со стороны Полковника. Какова бы ни была причина, Элвис был в дурном настроении и отказался покидать номер в мотеле, послав Ре да, вооруженного только амфетаминами для подстегивания смелости, записать в студию опорные вокальные партии. «Я был весь на нервах, и вот я в студии и пою «Indescribably Blue», «I'll Remember You» и [свою песню] «If Every Day Was Like Christmas». А он звонит каждые полтора часа и спрашивает: «Ну, как дела? Как дела?» И когда мы закончили записывать третью вещь, он сказал: «Давай привози то, что у тебя есть». Мы собирались записать еще несколько вещей, но сделали всего эти три, и этим все и закончилось».

Из тех трех вещей две были связаны обязательствами, а третья, «I'll Remember You», была еще одной из тех пронзительно романтических гавайских вещей, которые Элвис так любил и будет продолжать петь всю свою оставшуюся жизнь, но которые попадали в ту же некоммерческую категорию, что и некоторые другие выбираемые им для записи вещи. Наоборот, «Indescribably Blue» была мелодичной, но несколько бесцветной балладой, которую Ламар принес на первую сессию и, подталкиваемый своей верой в песню и тем фактом, что за три года работы в «Хилл энд Рейндж» он так и не получил ни одной записи своих песен в исполнении Элвиса Пресли, с тех пор подбивал записать Элвиса. Конечно, если быть честным, в течение двух с половиной лет Элвис не записывал ничего, кроме саундтреков, но Ламар был не из тех, кто довольствовался незаметной ролью, и ему, должно быть, было мучительно видеть, как Imperials сделали с ним запись на прошлой сессии, и узнать, что Ред и Чарли ни с того ни с сего получили внутреннюю дорожку, когда у него была песня, которая, он знал, могла бы стать лучшим хитом Элвиса на многие годы, не говоря уже о том, что могла бы стать его собственным пропуском к успеху в музыкальной индустрии. Ред тем временем уже в течение почти года подбивал Элвиса записать его рождественскую песню, в конце концов записав ее весной 1965 года на собственном лейбле «Брент» — только после того, как стало ясно, что сам Элвис вряд ли успеет записать ее к Рождеству.

Слушая наспех записанный вокал Реда в этих песнях, испытываешь нечто вроде откровения. «Idescribably Blue» спета с придыханием в манере Элвиса, но с чувством, которое, должно быть, открыло некоторым музыкантам на записи, которые знали Реда только как грубоватого, несколько агрессивного «охранника», глубины, о которых они до тех пор не подозревали. Сходство с голосом Элвиса поразительное, почти сверхъестественное в своей точности, но что еще более замечательно — это та нежность исполнения не только этой песни, но и двух последующих. По завершении третьей вещи, собственного сочинения, Ред взял копию пленки у Фелтона и, следуя инструкциям Элвиса, привез ее в мотель «Альберт Пик». Они прослушали ее несколько раз, и Элвис выразил свое удовлетворение результатами, но и на следующую ночь он также не появился в студии, и сессия была отменена.