Когда я произносила свою речь, у меня дрожал голос. Окидывая взглядом зал, я увидела гордое лицо папы и добавила:

– И наконец маленький совет от дочери банкира: найдите свою страсть, но постарайтесь найти и хорошую работу, чтобы оплачивать счета.

Все засмеялись.

Оркестр сыграл «Only the Young». И зазвучали одно за другим имена выпускников. Мы получали на сцене свои аттестаты. А потом, под восторженный гул, подбросили в воздух свои головные уборы. Мы с Мэри Луизой обнялись. Дверь в мир широко распахнулась перед нами.

Дома мы с Джо и Бенджи вывалились из машины, взрослые вышли за нами. Начали собираться друзья на мой праздник, и Элли загоняла их в дом.

– Кэрол Энн испекла торт, шоколадный, у Лили самый любимый!

Я посмотрела на Одиль:

– Урок французского?

– Небольшой.

За ее кухонным столом я порадовалась тому, что Одиль на время принадлежит мне одной, как всегда. Она протянула мне какой-то конверт. В нем лежал билет на самолет до Парижа и черно-белая открытка. Я обняла Одиль:

– Поверить не могу! – Я рассмотрела билет; он был на одного человека. – А вы разве не летите?

– Не в этот раз.

Я прочитала открытку: «Лили, на счастливое лето, со всей моей любовью».

Париж! Это казалось невозможным. Где я остановлюсь? Нью-Йорк, со студенческим общежитием и ознакомительной сессией, выглядел сравнительно простым. Но Париж? Я никого там не знала. Где и как я познакомлюсь с людьми?

Когда же я перевернула открытку и увидела картинку, ответ стал ясен. Перед величественным старым особняком тянулась мощенная булыжником дорожка, обрамленная то ли фиалками, то ли петуниями. Внутри у окна стояла женщина в белом, ее лицо скрывали широкие поля шляпы. А внизу бежали слова: «Американская библиотека в Париже, открыта ежедневно».

В 2010 году, когда я работала программистом в Американской библиотеке в Париже, мои коллеги Наида Кендрик-Калшоу и Саймон Галло рассказали мне историю об отважных служащих, не закрывавших Американскую библиотеку во время Второй мировой войны. Наида курировала выставку о работе библиотеки во время и после войны, консультируясь с библиотекарями даже в Бойсе, штат Айдахо. Она великолепна, и я думаю о ней как о мисс Ридер. Саймон не расставался с библиотекой пятьдесят лет и знал о ней все. Он не только поделился со мной своими знаниями, но и проверил правильность классификации Дьюи в этой книге. Эти номера используются и сейчас, но они уже не те, что были в 1939 году. Саймон объяснил, что у каждой библиотеки собственная система классификации книг.

Я изумлена храбростью и преданностью служащих Американской библиотеки во время Второй мировой войны. Эти черты присущи и нынешнему штату. Исследования заняли несколько лет. За это время директор Одри Шапюи и ее заместитель Абигайль Альтман оказывали мне огромную поддержку, делились со мной разными историями, документами и связями. Я познакомилась с детьми Бориса Нечаеффа, Еленой и Олегом. От них я узнала о военном опыте Бориса и многое о его семье. Жена Бориса, Анна, была графиней, урожденной графиней Граббе, Борис не носил титула, но его предки были князьями или графами. Когда Анна и Борис покинули Россию, они всё оставили позади. О Елене упоминалось в Американской библиотеке – она была в квартире, когда к ним ворвалось гестапо и в ее отца стреляли. Сама она писала: «В детстве я много времени проводила в Американской библиотеке… Мне было всего несколько месяцев от роду, когда папа принес меня туда… Я до сих пор помню скрип прекрасного паркета при чьей-нибудь быстрой ходьбе, запах книг и многое другое, вроде закрытых комнат, куда мне не разрешалось входить. Я гадала, почему это так, и до сих пор думаю, что там могли прятать каких-то людей…» Обычно в библиотеке был доступен каждый дюйм пространства, так что это замечание заставило меня предположить, что библиотекари могли во время войны прятать читателей-евреев.

Борис работал в библиотеке до тех пор, пока ему не исполнилось шестьдесят пять лет. Умер он в 1982 году, когда ему было восемьдесят. Елена сказала, что он был «increvable» (неутомимый или непробиваемый), несмотря на то что получил от гестапо три пули в легкое и продолжал выкуривать по пачке «Житан» в день.

Когда мисс Дороти Ридер вернулась в Штаты, она стала собирать деньги для Красного Креста во Флориде. Потом она работала в Национальной библиотеке в Боготе, в Колумбии, прежде чем вернулась в Библиотеку Конгресса. Благодаря Объединенному архиву американских библиотек секретный отчет мисс Ридер о жизни в Париже во время войны стал доступен онлайн. Я благодарна Каре Бертрам и Лидии Танг из Объединенного архива за их помощь. Было огромным наслаждением читать письма мисс Ридер и рассказывать о ней в этой книге. Мое самое любимое из ее писем адресовано ее коллеге Хелен Фиквейлер: «Одним из труднейших дел, какие только мне приходилось делать, было попросить тебя и Питера бросить библиотеку и вернуться домой. Я знаю, что это было единственным правильным и справедливым решением, и мои голова и сердце стали работать куда лучше в тот день, когда я узнала, что вы в безопасности и в добром здравии в Нью-Йорке.

Словами не выразить мою глубокую благодарность вам за вашу преданность, за то, что вы оба оставались с нами в такое трудное время. Твоя работа всегда была безупречной, и без твоих знаний и опыта вряд ли мы могли бы продолжать наше дело».

Мисс Ридер упоминает о деньгах, которые Хелен должна была получить в Библиотечном фонде в Нью-Йорке, когда добралась туда. Это сто долларов, эквивалент ее месячного жалованья, а также о рекомендациях, которые она там получит. Директриса закончила письмо так: «Что до тебя, если мне когда-то понадобится служащая, где бы я ни была, ты будешь первой в списке моих коллег, дорогая Хелен. Как мне отблагодарить тебя, как выразить мои чувства?»

Хелен Фиквейлер и Питер Устинофф поженились, вернувшись в Штаты. Кейт Уэллс из Публичной библиотеки в штате Провиденс написала в статье, опубликованной 19 июня 1941 года в «Вечернем бюллетене»: «Мисс Фиквейлер похудела на двенадцать фунтов, пока оставалась в оккупированном нацистами Париже, и говорит, что больше не желает видеть репу после того, как ей приходилось есть этот овощ в самом разном виде…»

Внучка Хелен и Питера, Алексис, писала: «Хелен работала с движением Сопротивления в Париже и там познакомилась с Питером. Он сотрудничал с союзниками. А Хелен была потом библиотекарем в Нью-Йорке в Клубе химиков, а позже – в Вермонтском университете».

Бухгалтер мисс Уэдд вернулась из лагеря для интернированных лиц и работала в библиотеке до выхода на пенсию. У меня есть ее чудесная фотография с вечеринки по поводу ее выхода на пенсию. Лицо мисс Уэдд сияет, на ней корсаж. Эванджелина Тернбулл и ее дочь тоже работали в библиотеке до объявления войны. Будучи канадками, а значит, членами Содружества, они считались британскими подданными и вражескими союзниками. Они вернулись в Канаду в июне 1940 года.

Доктор Герман Фукс, «защитник библиотек», отвечавший за интеллектуальную активность в оккупированной Франции, Бельгии и Нидерландах, вернулся после войны в Берлин и остался библиотекарем. Не доктор Фукс, а доктора Вайсс и Лейбрандт (последний – специалист по Восточной Европе) организовали разграбление славянских библиотек в Париже. Мартин Пулен, специалист по французским библиотекам, пишет: «До сих пор трудно точно определить роль Фукса. Несмотря на его доброжелательность (bienveillance) к французским коллегам во время войны, все же его вовлеченность в грязные дела нацистов куда больше, чем то допускает коллективная память».