Вакхом пусть пенятся бочки,

Вымазан весь, винодел, когда грозди желанные топчет.

Звезды пусть общую веру хранят, и бледная гибель

Род да не сгубит людской преходящий, но в жизни счастливой

Дух, неиспорчен, свою да хранит стыдливость святую;

Чтобы он с ней, наконец, мог подняться в эфирные выси;

40 Так воспоем же тебе неизменные в песне хваленья.

25. О том, что Германия одна и одна ее власть[678]

Галлия четырехчастна, Испании три изобильны,

И королей и князей разных имеет она;

Победоносная только Германия в мире едина,

Кто обладает одна высшей власти главой.

26. О том, что деяния духа гораздо более непреходящи, чем дела тела

Канут дела, что руками и нашим содеяны телом, —

Грады, богатства ли, все бренное скоро падет.

Но, что дух совершил и мысль всемогущая, — эти

Все деяния их будут бессмертны вовек.

27. О Тритемии[679]

Век наш великим воздать уваженьем Тритемию должен,

Кто неустанно сбирал древние книги везде,

Их он, испорченных тленьем, сыпучею пылью покрытых,

Чистыми сделав, явил в облике новом опять.

28. О монастыре Тритемия[680]

Как сообщают, есть место, где некогда гунны ярились,

Где обратили свой тыл, давши названье ему.

Здесь лишь один монастырь Тритемия славный сияет,

Библиотека его книг трехязычных полна.

29. О нем же

Место есть, и оно между Рейном лежит и Мозеллой,

Щедро приносят дары Вакх там с Церерой благой.

Рядом с долиной оно на холмах средь полей поднялося,

Кровли Тритемия где блещут святые красой.

30. О его библиотеке

Если бы три языка изучить кто-нибудь пожелал бы, —

Греческий, также латынь, с ними и Нила язык,

Пусть он на Рейн поспешит, переправившись на берег левый,

Там, где струящийся Нав в Рейна впадает поток.

После, три мили пройдя, щедрых Вакха полей он достигнет,

Здесь наш Тритемий благой и обитает всегда.

31. О его собаке

Твердо надеюсь уже я, Тритемий, наставить германцев

В греческом и научить также латыни вполне.

Этот твой пес ведь отменно по-гречески все понимает,

Скажешь по-гречески ты, — он выполняет приказ.

32. Когда лишаешься обеда, к сотоварищам[681]

Пир ненадежный опять на табличках теологов явлен:

Я же с пустым животом не в состоянье уснуть.

Так, умоляю, меня запишите участником пира,

Вы, кого я бы почтил вечной любовью за то.

33. К Ульриху Цазию[682]

Так как священный тот жар, что сердца зажигает поэтов

Ныне владеет тобой, как Пиериды и Феб,

Значит, прошу я, приди познакомиться с нашею Музой:

Присция пышная вновь Цельтиса держит в плену.

34. Эпитафия Базельскому канонику[683]

Здесь из Эптингена Гартманн в могиле лежит погребенный,

Среди каноников он высшею славою был.

Другом и гостеприимцем он был для гостей именитых

В жизни своей, и давал, щедрый, немало даров.

35. Подарок, присланный мне епископом[684]

Вормский епископ прислал мне дары благодатные Вакха,

Рейн какие родит на лозоносном холме.

Он, кто и именем Вакха и Рейна главою зовется,

Видит в городе кто горные рядом хребты.

Я бы на эти дары не сменял бы и сладость Фалерна

Или сетинское, иль то, что массийским зовут.

И как Рейн превосходит собою все прочие реки,

Так всех епископов он выше талантом своим.

36. О хитроумном муже и его неверной жене[685]

Некий супруг захотел испытать досконально супругу,

Верно ль супружества та чистые клятвы хранит.

Подозревает кого он, того и зовет на застолье,

И до полуночи он полные чаши припас.

И когда стали они распаляться вакхическим жаром,

Гасит свечу он и сам быстро уносит ее.

Но, словно ищущий что-то, во тьме он кромешной блуждает,

Сажей пометив уста милой супруги своей.

После того, как во тьму наконец он вносит светильник,

10 Видит, застыв, на устах пятна от сажи у них.

Тут он узнал поцелуи, что схитили губы взаимно,

И заругался тогда, чуя уста на устах.

И если б он со свечою так быстро опять не явился,

Яростный прелюбодей дело б Венеры свершил.

Пусть ни ногою в мой дом сотрапезник подобный, покуда

В нем за столом у меня Эльсула-прелесть сидит.

37. О ревнивце некроманте[686]

Всякий, что хочет жену сохранить в целомудрии нрава,

Эти почаще стихи в сердце лелей у себя.

И никакие засовы соперника не остановят,

Цепи, хоть Бронта рукой сделаны были они.

Женщин ковы одни, только их ухищренья всесильны,

Если горячая страсть им распаляет бедро.

Некогда тот повелел, кто силен был в искусстве великом,

Чтобы жену у него демон один сторожил.

После того, как три дня тот пробыл в качестве стража,

Тотчас излил он из уст жалкие эти слова:

«О повелитель небес и земли, и свирепого моря,

Кто заставляешь своим все покоряться словам,

Либо меня свинопасом назначь, либо стражем цикадам, —

Лучше я их строжить буду, чем женщин стеречь.

Ибо как Феб превосходит все прочие в небе светила,

Женщина скверная так хитрости наши крушит».

38. О Гретуле, норикской музыкантше[687]

Гретула, звезды ведут нас путями несхожими судеб,

Также и