Конрад Цельтис

Стихотворения

Издание подготовили

Μ. Л. ГАСПАРОВ, З. Н. МОРОЗКИНА, А. Н. НЕМИЛОВ, А. В. ПАРИН, Ю. Ф. ШУЛЬЦ

ОДЫ[1]

КНИГА I[2]

1. К императору Фридриху за лавры, с обращением[3]

Кесарь, подвиги чьи блещут, прославлены,

Царь царей, средь владык высший поистине!

Если б кто захотел с веком твоим сравнить

Век минувший, твое царство — с ушедшими, —

Верь, не могут тебя славой затмить они.

Век златой при тебе снова приходит к нам,

Мир и вера опять, нравственность прежняя,

Жизни вновь чистота вместе с радушием.

Для германцев с тобой вновь величайшая

10 Честь грядет и хвала и, безобразная

Грубость нравов бежит; годы позорные,

Изменившись, блестят среди скиталиц-звезд.[4]

Пляшем мы и поем, и благоденствуем,

И касаемся струн, нам отвечающих.

На чужбине для нас нет недоступного, —

То ль искусством пытать тайны природные

Будем разным, сливать с греческим римское,

Равной мерою все с вящею славою.

Знаньям Рима с тобой слава возвращена,

20 Стал уделом искусств древний опять почет,

В свет выходят опять книга за книгою,

Что создали мужи греки и римляне,

Как и те, кто вблизи нильских живал брегов,

Кто Евфрата владел водами слитыми.[5]

Все открыто теперь небо, и познана

Суша, все, что в краях есть четырех земли,

В свет выходит, — явил это германцев труд,[6]

Научивший письму литер оттиснутых.

При тебе мы поем песни под лиру вновь.

30 Взявши плектры,[7] еще издревле славные,

Мы касаемся вновь звучно-ответных струн.

Так за доблесть почет и по заслугам честь

Пребывает навек блеском украшена,

И всегда средь листвы снова дает ростки.

Это званье взнесли рвеньем до вышних звезд

Греки, также и Рим в этом последовал.

А теперь вот и мы, взяв барбитон[8] идем,

Путь направив за их быстрыми стопами,

Средь холодных небес песни поем свои.

40 Силы дашь мне пока и озарения

И коль примешь мои грубые песни ты,

Украшая виски зеленью лавровой,

Да сочту, что вкусил нектар Олимпа я.

2. К Кесарю, когда он облекал сына высшей властью, символически на приятность весны[9]

Феб, идущий вплоть до рифейских кручей,

Приводящий ночь с темнотой недолгой,

Возрождая вновь под суровым небом

Зелень лугами,

Видишь: встал Телец к обороту лета

Ближе и, тепло принося с тобою,

Чувствует, — Плеяд прекратятся ливни

В светоче Феба.

И застывший мир обновленный облик

10 Принимает и, звезд возы сгибая

Двух Медведиц, — сам хлад неся, — теплеет

В солнце высоком.

И, воспрянув вся от излитой влаги,

Вновь родит земля нам цветов отраду,

Вся лучась от звезд и ковром блистая

Трав животворных.

Австру ярый враг, по бескрайним водам

Дерзостно Борей не лютует злобный;

Ослабев в борьбе, они робко зыблют

20 Бурное море.

И Зефир, едва милый край покинув,

Веет над землей дуновеньем теплым,[10]

Семена будя, что лежали в почве

Мира немого.

Снова пыл благой ощущают твари

И приемлют брак, чтобы дать потомство,

От чего вовек утверждаться будет

Мир мимолетный.

Все стихии[11] тут обретают формы —

30 Пламенный огонь и земля, и гумор

Горький, и эфир от соседства с Фебом

Блещет яснее.

Кесаря они побудить желают

Нашего, главу в обновленном мире,

Да помыслит он о делах всеобщих,

Близких к упадку.[12]

Говорят, Сатурн в безмятежном мире

Первый поселил племена людские,

При таком вожде на земле повсюду

40 Век золотой был.

А Юпитер, власть у отца отнявший,

Управлял совсем по-иному миром, —

Славою вознес он превыше неба

Древнюю доблесть.

Но тебя наш век да сравнит с богами,

Славного отца царственного сына,

Максимилиан, кому это имя

Подвиги дарят.

И Юпитер мог заградить гигантам

50 В небо путь, когда те начали битвы,

Молнии метнув и спалив на круче

Их сицилийской.

Так твой сын, бразды принимая ныне,

Обуздает пусть ярого тирана,

Ларов алчет кто и пенатов наших,

Все оскверняя.

Мудр, да возродит он руины греков,

В прах разя врага, что лютует злобно,

И высокий мир да объемлет земли

60 Под небесами,

Мир, что иль застыл под холодным небом,

Или раскален от коней Эоя, —

Коих, утомясь, гонит Солнце или

Австр-дожденосец.

Кесарь, на века незабвен пребудешь,

Мне сплети венок многолистный лавра,

Знаком вещих Дельф украшая строгий

Лик песнопевца.

3. К Хазилине преуспевающей, любовно[13]

Что бичуешь меня звездным сверканием,

Грудь пронзая мою ярыми копьями?

Мне блаженство суля, молча кивками ты

И походкой своей, Хаза, прелестнее

Девушек прочих,[14]

Их в сарматском краю видели мы не раз

Иль живущих близ вод Рейна прославленных,

Иль — Дуная, мостов не признающего,

Или той, что янтарь брега Балтийского,

10 Варварка, ищет.

Обнажаешь ты страсть сердца дрожащего,

Будешь милой доколь и благосклонною,

И смятенный мой дух лечишь, блестящая,

Изгоняя с лица